– Ну, спасибо, Саша, удружил, – не глядя на взводного, тихо говорю я. – Жив останусь, водку тебе доставать больше не буду.

– Ты уж постарайся остаться-то, – усмехается малопьющий лейтенант Петровский. – Как же я без водки-то… пропаду ведь…

Иду расталкивать еще двоих, которых наметил с собой пригласить. Прохожу мимо окопа; в нем, закутавшись в трофейный халат и свернувшись калачиком, сладко спит Муха – только губами чмокает, улыбается чему-то. Вид у него детский, беззащитный, не скажешь, что уже отслужил почти два года и имеет медаль «За отвагу». Этой осенью Мухе домой, совсем чуть-чуть до дембеля осталось. Спиной к нему Леха привалился, тоже сопит. Мы втроем давно дружим, почти с первого дня, как я в Афган попал. Я за Леху написал эротическое сочинение про героиню Пушкина Татьяну Ларину. Он за это мое творение от ротного нагоняй получил. И мне досталось. А затем ротный отдал беспощадный приказ: выпустить стенгазету, посвященную творчеству Пушкина. Муха нам ватман в штабе бригады достал. Потом втроем ротную стенгазету оформляли, вот и подружились…

Я, минуя товарищей, подхожу к Витьке.

– Нет, ну почему я? – слово в слово повторяет мои слова злой со сна Витек. Я его еле растолкал.

– Ты два раза был женат? – спрашиваю я и сам же отвечаю: – Был! Бабу имел? Имел! В отпуск ездил? Ездил! А кого мне брать? Муху, что ли? Так он не то что на девку не залезал, он небось еще не целовал-то никого. Имей совесть, Витек.

– Еще кто пойдет? – кисло осведомляется Витек.

– Иди Филона буди, а я тут радиста подожду.

Уходит успевший в свои двадцать лет дважды жениться Витек. Я жду связиста, покуриваю в кулачок и слышу:

– Ну почему я? – возмущается Филон.

А потому, ребята, что неохота мне своих друзей, Леху и Муху, под пули подставлять, они ж не виноваты, что с таким раздолбаем, как я, дружат. Простите, ребята, но кому-то же надо идти, а то и в самом деле посекут нашу роту из пулеметов, а нас и так всего ничего осталось.

Подходит связист, тоже недовольный, я его давно знаю.

– Герка? – чуть улыбаюсь я. – Привет!

– Век бы тебя не видеть, – бурчит расстроенный и невыспавшийся Герка, – таскайся тут с тобой.

У связистов – тех, кто на своем «горбу» носил полевые радиостанции, – служба тоже хреновая была. То, что рация тяжелая, это еще полбеды, а вот то, что их первыми убить старались, – вот это беда. Снайпера обучают не только хорошо стрелять, его еще учат, кого надо убивать первым. Офицер – он на операции ходит в полевой форме без знаков различия, от солдатской ее не отличишь. А вот связиста сразу по антенне рации видно. Убей связиста, парализуй управление боем – вот чему учат снайпера. Редко ходили связисты в разведку, не шли передовым дозором, а вот потери несли. Били по ним снайперы, и очень часто приходило пополнение во взвод управления, на замену раненым и убитым.

Вот и собралась вся группа. Четыре человека, две связки бойцов. Все лишнее снаряжение оставили. Идем налегке. Только у плотного, сильного и выносливого Герки за плечами рация. Подходят взводный, ротный и начштаба батальона.

– Удачи! – только и говорит Саша и каждого легонько хлопает по плечу.

– Держи, – Акосов протягивает мне флягу в матерчатом чехле, – выпьешь с ребятами.

– А это на завтрак, – капитан Эн передает Филону две банки тушенки, обмазанной солидолом. Они из одного города – земляки.

– Счастливо! – шепотом желает замерзший Баллон, когда мы проходим мимо его поста, и довольно улыбается, ловя кинутый мною сверток с трофейным халатом.

Пора. До рассвета еще четыре часа, а все равно пора. Рассветные часы – они самые сладкие для сна. Спите спокойно, духи гор, мы постараемся вас не потревожить, мы тихонечко пойдем, стрелять первыми не будем, по крайней мере до рассвета.