– Зуб даю, он на нее до мозолей кровавых на ладонях обдрочился уже, – прокомментировал это Лёха. – А задок-то вроде у нее ничо так. Да и вообще вся ладная такая. Только какого рядится так уродски? Хм… и смотри, как озирается. Будто боится чего.

Девушка действительно часто озиралась, пока быстро шла, практически неслась к трамвайной остановке. Взгляд тревожный, плечи напряжены, губы сжаты в тонкую белую линию, брови нахмурены. Но брат прав, фигурка как у куколки, тут ни ему, ни мне ее костюм балахонистый не помеха. Хрупковата, мелковата, но изгибы что надо.

Пока ждала транспорт, какой-то мудень сначала тщательно облапал ее сзади зенками, а потом и попытался подкатить. Она слушала его наверняка тупые пробросы с каменным лицом и не ответила ни словом. В итоге дебил отвалил, и я четко прочел по его губам «сука тупая», когда он отходил.

Ага, есть такая категория псевдомужиков, что утешаются оскорблением женщины, которая не повелась на них. Типа не он лох, а она дура и овца, да еще и уродина и это было вообще одолжение с его стороны. Тупой козлище.

Возле дома наш объект нас развлекла интересным фортелем. Мало того что с остановки до подъезда чуть ли не кралась по-шпионски, заглядывая под каждый куст и за каждый угол, так еще и топталась минут пятнадцать перед входом, пока к дому не подошли сразу несколько жильцов, и вот только в этой компании она и шнырнула внутрь.

– Видал? – покосился на меня брат, и я кивнул. – Чё-то мне это все не нравится.

– Согласен. Корнилов вроде мужик нормальный, но явно не все нам сказал. Есть предложение порыть вокруг этой Оксаны. Не думаю, что нас подставляют, но как-то все пованивает.

2. Глава 2

Оксана

Я привычно в трамвае проскользнула на заднюю площадку и встала там, прижавшись к перилам спиной, чтобы все три двери и салон просматривались. Уже на автомате, каждый раз как тяжелые двери дребезжа отъезжали, я впивалась глазами во всех входящих, просеивая их в поисках одного единственного лица. И совсем не потому, что мечтала его узреть, найти среди тысяч незнакомцев. С точностью до наоборот. Никогда, никогда больше я бы не хотела его видеть. Никогда касалось и прошлого, что, к сожалению, не имеет обратного хода. И каждый шрам, ожог и ноющее место сросшегося перелома напоминали мне почему. Как будто я и вправду в этом нуждалась или могла бы забыть.

Фирсанова, мальчишку из одиннадцатого «в» я отшила максимально резко, не стесняясь в выражениях, и плевать мне на его подростковую нежную душевную организацию. Куда как больше она и он весь вцелом может пострадать, если проклятый монстр уже на свободе и увидит его, отирающимся со своими написанными прямо на прыщавом лбу чувствами рядом со мной. Хватит. Одного, за чью жизнь я невольно несу ответственность, мне хватило. И это не считая тех, чьи разбитые лица, выбитые зубы, сломанные кости тоже, можно сказать, на моей совести. Он так всегда говорил. Что это все я. И та позорная часть моей души, которую я отчаянно прятала ото всех, с ним всегда соглашалась.

Вытягивая до предела шею, я заглядывала за угол во двор, пока не убедилась, что никто меня там не подстерегает. Ждать у подъезда сегодня пришлось, как назло, дольше обычного, я даже настолько раздергалась торчать перед дверью, что не заметила и расчесала тонкую полоску ожога на безымянном пальце до крови.

Наконец мне повезло, и к дому подошла большая компания, веселая и шумная. Судя по разговорам, направлялись ребята на день рождения к моему соседу двумя этажами выше. В лифте все стояли тесно, шутя и переговариваясь, а я старалась не подать виду, что всю потряхивает от перспективы выхода на своем этаже. Поэтому просто взяла и доехала с ними, а потом, осторожно выглядывая возможную опасность, спустилась к себе. И только когда уже плюхнулась на старенький диван и со стоном облегчения вытянула ноги, стала замечать, как же бешено тарабанит в груди сердце. И так каждый день уже два последних месяца, как только ублюдок написал мне, что он вскоре выходит по УДО. Но с меня хватит.