Генерал знал капитана, но, к сожалению, не с хорошей стороны: Синицын славился жестокостью, плохо справлялся с обязанностями, презирал бойцов и считал себя непогрешимым «солдатом нации». Он даже входил в неонацистский Союз истинных арийцев, о чём напоминали татуировки на его груди, спине и ногах.

Впрочем, на пристрастие капитана к «европейско-арийским» ценностям и к «наведению нового порядка» наплевать. Главное – основное назначение команды качественно выполнять задания командования. А с этим у Синицына были проблемы. Из шести рейдов групп под его управлением лишь два провели более или менее эффективно. В остальных четырёх возвращались на базу всего по два-три человека, считая самого командира.

– Не мог выбрать кого посерьёзней?! – вызверился Болданов на Мурашко. – Он же завалит операцию! А то и сдаст наши связи с русскими!

– Не сдаст, – отмахнулся лысый и горбатый от природы полковник, идеалом которого был Отто Скорцени, «личный» диверсант Гитлера. – Вы же требовали разобраться побыстрей, а Синицын был не у дел и ближе всех к тому району.

– Смотри, если он проколется, Паша, ответишь лично! – пригрозил Болданов. – И подготовь ещё одну группу из элит-резерва. На всякий случай. Вдруг пригодится.

Вспотевший Мурашко поспешил из кабинета.

Поздно ночью уставший Болданов отправился домой, предвкушая отдых с девятнадцатилетней красавицей-женой Аделиной, «Мисс Запорожье». Но известие от Мурашко, переданное «по цифре» прямо в машину, ужалило генерала в самую печень.

– Ещё прилетело, – сказал полковник. – В Котополь. Там у нас…

– Разгрузочный хаб! – закончил Болданов охрипшим голосом.

Он имел в виду железнодорожный узел на границе Польши и Украины, где скапливались военные грузы, передаваемые поляками: броневики, танки, запчасти к ним, патроны и стрелковое оружие. Русские по хабу не стреляли, потому что принадлежал Котополь украинскому миллионеру Петренко, а тот имел хорошие связи с российскими партнёрами, с которыми делился прибылями.

– Результат? – спросил, откашлявшись, Болданов.

– Пять снарядов, – сообщил Мурашко. – Точнее – ракет, судя по дальности и точности попаданий. Тип определить пока не удалось, опять что-то новое. Зато определено направление – южнее Соледара.

– Из чего стреляли?

Голос Мурашко стал виноватым.

– Засечь не удалось. Наверно, русские испытывают новую установку.

– Что твой Синицын?

– Молчит, хотя переход прошёл нормально, без стрельбы.

– Даю ему сутки! Не выполнит – пусть пеняет на себя!

Мурашко промолчал.

За сутки они успели нанести четыре удара по разным объектам украинской инфраструктуры на дальности от восьмидесяти до четырёхсот километров, каждый раз покидая район стрельбы до того, как отреагирует на это контрбатарейная система ВСУ, и передвигаясь вдоль фронтовой линии то на юг, то на север. Стреляли как «краснополями»[4], так и фугасными «бетонобойками» с термобарическим зарядом и дальнобойными «коалами» со спутниковым наведением. О результатах им докладывал какой-то секретчик ГРУ, сообщая об ударе лейтенанту Васе, а один раз Тарасу позвонила Снежана, сообщив, что полковник Шелест доволен работой «бесогонщиков». Особой радости это сообщение Лобову не доставило, но он удержался от комментариев, тем более что разведчица добавила о возможной встрече в ближайшие два дня. Где именно состоится встреча – не уточнила, однако настроение бывшего мстителя подняла.

– Что лыбишься? – осведомился Ларин, заметив реакцию командира.

В перерывах между стрельбами они бдительно охраняли самоходку, а в палатке ночью спали вместе, дежуря парами.