Дукалион подсунул палец под кожаный шнурок, разорвал его, развернул козлиную шкуру. Внутри обнаружился конверт, измятый и запачканный. Письмо очень уж долго находилось в пути.

Судя по обратному адресу, отправили его из Нового Орлеана. Дукалион прекрасно знал отправителя: Бен Джонас, давний, верный друг.

Все еще нервно поглядывая на изуродованную половину лица Дукалиона, гонец тем не менее решил, что лучше уж компания йети, чем возвращение в темноте по продуваемой ледяным ветром горной тропе.

– Могу я найти у вас приют на ночь?

– Любой, кто приходит к этим воротам, получит все, в чем нуждается, – заверил его Небо. – Если бы они у нас были, мы бы даже угостили тебя «Чиз-итс».

Из внешнего двора по каменному пандусу они прошли к внутренним воротам, миновали их. Тут же появились два молодых монаха с фонарями, словно получили телепатический приказ, чтобы проводить гонца в ту часть монастыря, где жили гости.

В залитом светом свечей зале встреч, в нише, где царил аромат сандалового дерева и благовоний, Дукалион прочитал письмо. Бен уложился в несколько строк, написанных синими чернилами четким, аккуратным почерком.

К письму прилагалась заметка, вырезанная из «Нью-Орлинс таймс-пикайун». Заголовок и текст Дукалиона не заинтересовали в отличие от фотоснимка.

Хотя ночные кошмары не могли напугать его, хотя он давно перестал бояться любого человека, рука его задрожала. И газетная вырезка захрустела, трепыхаясь в трясущихся пальцах.

– Плохие новости? – спросил Небо. – Кто-то умер?

– Хуже. Кто-то до сих пор жив. – Дукалион, не веря своим глазам, пристально смотрел на фотографию. Взгляд его был холоднее льда. – Я должен покинуть Ромбук.

Его слова огорчили Небо.

– Последнее время я находил утешение в том, что ты произнесешь молитвы над моей могилой.

– Ты слишком полон жизни, чтобы умереть в обозримом будущем, – ответил Дукалион.

– Сохраняюсь, как зеленый огурчик в маринаде.

– Кроме того, я, возможно, самый последний из тех, к кому может прислушаться Бог.

– А может быть, первый, – возразил Небо с загадочной, идущей от глубокого знания улыбкой. – Ладно. Если собираешься вновь уйти в мир, который находится за этими горами, сначала позволь сделать тебе маленький подарок.

Как восковые сталагмиты, восковые свечи поднимались с золотых подсвечников, мягко освещая комнату. Стены комнаты были расписаны мандалами, геометрическими фигурами, заключенными в круг и символизирующими космос.

Удобно, полулежа, расположившись в кресле, обитом тонким красным шелком, Дукалион смотрел в потолок, который украшали вырезанные из дерева и раскрашенные цветы лотоса.

Небо сидел чуть сбоку, наклонившись над ним, пристально изучая его лицо, словно ученый, расшифровывающий древние свитки сутр. Дукалион не одно десятилетие провел, участвуя в карнавальных шоу, и другие принимали его так, словно не было в нем ничего необычного. Собственно, многие из этих людей тоже участвовали в шоу скорее по выбору, чем по необходимости.

Он зарабатывал неплохие деньги, выступая в шоу уродов, которые еще назывались «Десять в одном», потому что обычно в одном шатре показывали десятерых.

На выделенной ему маленькой сцене он всегда сидел в профиль к посыпанному опилками проходу, демонстрируя свою красивую половину лица тем, кто переходил от толстой женщины к каучуковому мужчине. Когда же около него собиралась небольшая толпа, и никто не понимал, что он делает в компании уродов, Дукалион поворачивался, открывая им другую, изуродованную половину лица.

Мужчины ахали, по их телу пробегала дрожь. Женщины падали в обморок, хотя с годами таких слабонервных становилось все меньше.