Скид отвернул в самый последний момент.

Кратов перевел дух. В ушах звенело, и в этом не стихающем звоне таяло эхо брошенных в небеса богохульств. В сапоге хлюпало. Казалось, грязь просочилась не только под одежду, но и под кожу. Ничего так не хотелось, как окунуться в бассейн с чистой, слегка подогретой, подсвеченной изнутри водой… просто в ванну… а хотя бы и под душ…

Машина старательно воспроизвела скрытую в курившемся тумане складку рельефа: сначала вздернула нос, затем клюнула и уж после всего, исполнив свой долг до конца, опрокинулась кверху днищем. Кратов, как раз в этот момент подгадавший со вдохом, втянул в себя добрую порцию болотной жижи. Его тотчас же стошнило на себя… Скид, укрывший его, словно гробовая крышка, ходил ходуном. Ослепший, оглохший и осатаневший Кратов барахтался в этом дерьме, не имея ни опоры, ни сил, и чувствовал, что тонет.

«Только не здесь. И не так».

Под распяленными ладонями, под коленями не было и намека на твердь. Метры, десятки метров слабо пружинящей волокнистой дряни. Наполовину состоящей из воды, на четверть – из древней торфяной взвеси, и еще на четверть – из полусгнивших останков таких вот безмозглых придурков, что ищут приключений на свою з-з-задницу!..

«Господи, не сейчас!»

Кратов с трудом сумел перевернуться на спину – прелая жидкость хлынула за шиворот. Содрал с лица никчемную, в три слоя покрытую грязью маску. Намертво вцепился в нависший над головой руль, забросил ноги в стремена. Застыл в этом положении, словно муха в паутине. Скид не собирался тонуть – значит, он не даст утонуть и незадачливому наезднику.

«Надеюсь, у этой калоши есть механизм автостабилизации». Кратов выждал с полминуты, но скид никак не обнаруживал стремления вернуться в натуральное положение. «Ни хрена у тебя нет, скотина!»

В конце концов, его жизни ничто серьезно не угрожало. И теоретически можно было бы даже вызвать по браслету помощь. Вряд ли только она появится. В контракте особо оговаривалось невмешательство посторонних организаций и служб в творящийся на охотничьем поле бардак до истечения установленного срока. Иначе какой во всем смысл, в чем риск и щекотание нервов?..

Да, разумеется, несомненно, жизнь и благополучие человеческого индивидуума есть высшая ценность. Всегда и повсюду.

Только не на Пангелосе.

Если ты считаешь иначе – не суйся в эти игры.

«Что я делаю? Зачем я здесь? Ах, да, охота на циклопа… Найти, загнать в угол и уничтожить. И получить удовольствие. Наверное, кому-то действительно в радость гнать и убивать, гнать и убивать. Тому же Белому Савану или этой бешеной стерве в лиловом тряпье… Но, бог свидетель, не мне. Я здесь лишний, я здесь по ошибке. Мне жаль потраченных на эту глупость энектов, но такой опыт стоит своей цены. И заберите меня отсюда поскорее.

Вообще-то я не прочь поглазеть на циклопа. Но лучше пусть это будет живой циклоп, где-нибудь в музее внеземных биосфер. Я согласен даже привести с собой парочку друзей. А друзья пускай прихватят своих женщин и детей, чтобы поудивляться и поахать вместе. И эмоциональный фон над нами будет витать самый что ни на есть здоровый, насыщенный добрыми, возвышенными, солнечно-оранжевыми тонами.

Что нужно, чтобы превратить человека в животное? Совсем пустяк: строптивая ездовая машина. Оружие – кстати, где оно?.. Добыча в берлоге. И много-много грязи».

– Послушайте, Бруно, – сказал Кратов. – В общем я немного представляю себе профессиональный состав нашего «клуба любителей эхайнов». Но у меня есть неясности.

– У меня тоже, – проговорил Понтефракт. – По поводу моей скромной кандидатуры. Каким образом я-то затесался в этот паноптикум?!