За Грозоездником и Блукхоопом, явно рассматривая их не как живые души, а скорее как самодвижущуюся домашнюю утварь, следовали три кошки – вначале обязательная для всех эльдорадских домов трехцветная, затем беспросветно-черная, замыкающая же была сиамского окраса.

Последним стремительно вышел как всегда изящный и загадочный Эрик Носов, почти подбежал к Кратову, тряхнул его руку, заглянул в лицо, сочувственно поцокал языком и так же стремительно унесся в пустовавшее кресло возле стены.

– Двадцать часов пять минут, – сказал Понтефракт и поставил бокал на круглый столик перед собой. – Все в сборе. Я включаю протоколирование. Возражений нет?

Выждав паузу, он плавно опустил палец на скрытый в столешнице сенсор.

Все взгляды последовали за его движением. Даже Блукхооп приник к окошку сначала одним глазом, затем другим и сосредоточенно плямкнул губами.

Прошла минута, а то и больше.

Кратов кашлянул и подсел к столику.

– Такое чувство, что совещание можно закрывать, – промолвил он.

Агбайаби сухо рассмеялся, будто закашлялся.

– И в самом деле, – сказал он.

– Идиотское положение, – продолжал Кратов. – Не самые праздные люди в Галактике собрались в одном и том же месте, чтобы из вечера в вечер раскланиваться, точить лясы о малозначащих вещах, слегка выпивать, – Понтефракт озадаченно покосился на свой бокал, – и расходиться ни с чем.

Грозоездник перебрал ходовыми лапами и издал серию свистков.

– Вы должны быть снисходительны, доктор Кратов, – зазвучал спокойный голос лингвара. – Во всяком случае, к своим собратьям по расе. У вас, людей, нет того опыта общения с эхайнами, что накопили мы, Офуахт. Вы не готовы к решению таких задач. И у вас не в избытке одно из самых замечательных качеств, которое хорошо в дуэлях с эхайнами.

– Терпение, – покивал Агбайаби. – Мы и вправду им не обременены. Наша ли в том вина? Век людской скоротечен. Вот мне, например, сто двадцать два года. И я здесь. Могу ли я, коллега Грозоездник, спокойно дожидаться, когда все разрешится само собой, ко всеобщему удовольствию и естественным порядком, если у меня каждый день на счету?

– Простите, доктор Агбайаби, – сказал арахноморф. – Я постоянно упускаю из виду, что вы, люди, даже не знаете дня своего ухода.

– Ухода – куда? – спросил Кратов.

Грозоездник вскинул передние лапы к высоким сводам.

– Туда, коллега, туда, – сказал он. – И отнюдь не в бескрайние просторы Галактики, а в хрустальные чертоги Создателя, держать ответ за дела свои…

– Я как специалист по психологии эхайнов имею заявить следующее, – ожил лингвар Блукхоопа. – Терпение вовсе не является характерной чертой поведения объектов моего профессионального интереса. Преобладающая доля их поведенческих реакций падает на агрессивную часть эмоционального спектра.

– И это тоже связано с их сроком физического существования, – сказал Грозоездник. – Эхайны столь же недолговечны, как и люди.

– Это то немногое, что нас роднит, – усмехнулся Понтефракт.

– На самом деле вас роднит гораздо большее, – заметил Блукхооп.

– Разумеется, – сказал Агбайаби. – Они, как и мы, вертикальные гуманоиды, ведущие происхождение от теплокровных позвоночных. Они двуполы…

– Я имел в виду не это, – промолвил Блукхооп.

Агбайаби с терпеливой улыбкой ждал продолжения, но оно не последовало.

– Эхайны нетерпеливы, – сказал Грозоездник. – Зато терпеливы мы. Мы можем не торопиться. Мы можем вспомнить нашу историю, возобновить производство тяжелых осадных станций и заключить планеты агрессоров в неодолимое кольцо блокады. И ждать, покуда, изнуренные лишениями, они не сдадутся. Спокойно ждать так долго, как никто из них не в состоянии…