– У меня самые разнообразные интересы, – сказал Кратов. – Я от рождения любопытен. Должно быть, потому постоянно и встреваю в разные истории. Например, мне доводилось видеть, как диким животным вкладывали лишку ума. Что не мешало им оставаться животными.

– Но вы же пользуетесь космическим кораблем-биотехном. И, похоже, вас не смущает его небольшой, но отчетливый интеллект.

– Биотехны – не бионты. У биотехнов не бывает конфликтов между древними инстинктами и программами. Потому что у них нет древних инстинктов. Биотехны помнят только то, что в них вкладывают создатели. Биотехны никогда не были дикими животными.

– В чему вы клоните, доктор Кратов?

– В последнее время я обнаружил за собой одну неприятную особенность. Вернее, мне указали на нее… старшие братья. Куда бы я ни попал, где бы ни оказался, вскоре выяснялось, что я догонял какую-то неприятность. Не злой рок преследует меня, а я его. Забавно, правда?

– Такого я еще не слышал, – покивал учитель Тонг. – Чтобы не судьба охотилась за человеком, а он был охотником за судьбой!

– Если бы я был охотник, то давно бы уже пристрелил эту чертовку, а шкуру повесил дома над камином… Картина и впрямь странноватая. По Галактике сама собой катится волна катаклизмов. И не одна, кстати говоря – Галактика слишком велика, чтобы позволить себе роскошь безмятежной жизни… Но за одной из этих волн с некоторых пор катится другая. Как будто нечто… или некто… задался целью упредить ее или по меньшей мере свести последствия к минимуму. И я – на гребне этой другой волны.

– Знаете что, доктор Кратов, – сочувственно сказал Тонг. – Я не самый лучший исповедник на острове. А вот не хотите ли поговорить с учителем Ольгердом Бжешчотом? Он прекрасный психоаналитик, правда – детский, но зато один из лучших в своей области…

– Я так и знал, что вы примете меня за юродивого, – фыркнул Кратов. – Не следовало мне перелагать свои проблемы на вас… Вы спросили, к чему я клоню? Я честно пытался объяснить. Вот уже несколько месяцев я на Земле. Как предполагалось – в безопасном удалении от галактических процессов и катаклизмов… Но я все время настороже. Я напряженно жду подвоха. Куда бы я ни пошел, я ловлю себя на том, что пытаюсь разглядеть, какую беду мне предстоит опередить и предотвратить.

– В таком случае, остров с тремя сотнями детей должен был бы стать последним местом, куда вам следовало бы направиться на этой планете, – сказал учитель Тонг слегка напряженным голосом.

– Вы снова путаете, – возразил Кратов. – Я не приношу несчастья. Я следую за ними. Я на них указываю. Я не мина замедленного действия, а компас и лекарство в одном флаконе.

– Здесь только дети и животные, – сказал Тонг. – Да еще мы, десяток умных, осторожных и предусмотрительных взрослых. Никаких несчастий здесь и быть не может.

– Удивительно, – рассмеялся Кратов. – Как порой трудно поменять местами причину и следствие… Ничего еще не случилось, учитель. Может быть, и вовсе не случится. Ведь я уже здесь, и, вполне возможно, этого достаточно… В конце концов, мне нужно было попасть на остров, где скрывается от мира, от меня и от себя мой старинный друг, которого я не видел двадцать лет. Вы говорите, что никогда не видели здесь ни одного отшельника и вообще хотя бы кого-то, отдаленно с моим другом схожего. Но все же я здесь, а не там, где мне следовало быть. Что это значит?

– И что же все это значит? – терпеливо спросил Тонг.

– Дети, животные и горстка умных взрослых… И еще кто-то в лесу. Кто торит звериные тропы, не желает показываться, но по ночам из хулиганских побуждений стучит в окна и стращает малолеток. А также способен генерировать эмо-фон и воспринимать оный.