– Трое?

– Трое, ваша милость, – подтвердил Степан. – Но только они не знали, где сервиз прикопан, повсюду разбрелись, переговаривались. Ваша милость, они за нами не первый день следили. Потому и сюда попали – за нами шли и ждали, покуда мы уберемся.

– Да, а пришли они как раз за сервизом! – перебил Федька. – Стало быть, не они его закопали!

– Погоди, не трещи, – приказал Архаров. – Вошли, значит, трое, и один из них был этот грешник Скитайла?

– Именно так, ваша светлость, – отвечал Федька. – Его уж ни с кем не спутаешь. И они стали обходить подвал, и еще смеялись, что его какие-то малашельные загадили, в охно бы ногой не ступить.

– А фонарь поставили на бочонок, а сами шли вдоль стенок, – подхватил Степан. – И тут фонарь погас. Я думаю, в него куском кирпича запустили. Они заорали…

– А это вслед за ними кто-то спустился вниз и из-за угла глядел! – стал объяснять Федька. – И он на них кинулся…

– Один на троих?

– Ну так, выходит, не один, ваша милость! И мы вылезать сразу не стали, а только к пролому подкрались, и тут кто-то прямо мне в руки, я с ним схватился, упали оба, о порог запнувшись!..

– А я вижу – надо наших звать, я и заорал котом, – доложил более спокойный на вид, но внутренне взволнованный Степан. – Заорал и полез в большой подвал, они ведь вдвоем через порог перевалились…

– Все бока ободрал, ваша милость! – пожаловался Федька. – А он, скотина, все равно как-то вырвался, ловкий оказался, руку мне так завернул – из глаз искры полетели, я громче Канзафарова взвыл…

– То бишь, пришли трое, одного кто-то зарезал, двоих вы упустили, – перебил Архаров. – Хороши полицейские! Какого ж хрена я вас тут оставлял?

– Ваша милость, я за одним погнался и подстрелил его. В бурьянах, поди, валяется, – доложил Степан. – Я слышал, как он кричал, а кричал, уже лежа.

– Пошли, поглядим.

Федька сбегал за фонарем, все трое забрались в заросли бурьяна и там нашли обещанного Степаном покойника.

Тем временем прочие архаровцы, обшарив, насколько это было возможно в потемках, окрестности руины Гранатного двора, собрались у крыльца и спорили – кто полезет наверх.

– Вы полагаете, кто-то сидел наверху и оттуда за нами следил? – спросил сразу всех Архаров. – Да там все сгнило, разве что кот удержится. Чего тебе, Устин?

Хотя фонари не давали довольно света, он уловил на лице бывшего дьячка некое смятение. Словно бы и желал Устин доложить о своих подвигах, а словно бы что-то запрещало ему…

– Из подвала длинный такой выскочил, я за ним погнался, ваша милость, да он к Спиридоновке побежал. Он быстрее меня бегает… – сумбурно отвечал Устин, избегая обер-полицмейстерского взгляда. – Так, ваша милость, их двое было.

– Кого – двое?

– Тех, что возле подвала околачивались. Они на Спиридоновке сошлись.

– То бишь, внутри – трое, снаружи – двое, – задумчиво произнес Архаров. – Молчать всем. И без вас голова пухнет. Ну-ка, взять фонари, пройти вокруг – мало ли о какого еще покойника споткнетесь…

Он остался с Устином у крыльца – ждать, пока вернутся архаровцы.

– Длинный, говоришь?

– Бегать он горазд, ваша милость, мне не поспеть.

Это было правдой. Но не всей правдой.

– А что ж не стрелял?

– Так у меня и пистолета не было…

– А что было?.. Петров, еще раз пойдешь ночью на дело без оружия – выпороть велю.

Устин съежился и потупился. Числился за ним этот странный грех – он не любил ни пистолетов, ни клинков. Когда прочие архаровцы со знанием дела толковали о свойствах кавалерийских, охотничьих и целевых пистолетов, одноствольных и двуствольных, с с простыми гранеными и дорогими дамасковыми, что было еще в диковинку, стволами, даже такими короткими, что иной английский пистолет помещался в кармане, но служил главным образом для выстрела в упор, – так вот, во время этих бесед Устин, случившись рядом, смотрел в землю и беззвучно произносил какой-либо из ему известных псалмов.