– Оно еще хмурится… – язвительно процедил Иван. – Оно еще недовольство проявляет, блин… Ты на переговорах, француз, проявляй солидность. Че, по телевизору не видел, как послы на своих «стрелках» базарят? Щеки надувай – типа тебе по барабану, пусть, падла, сам перед тобой жопой крутит!

– Мой не барабан совсем, – уныло твердил Морис. – Мой фемина – два, у бандит. Сердце мой – там…

– Ниче, порешаем щас, порешаем, – подбодрил его Иван, задраивая окно со своей стороны, и обратился к водителю: – А ты, паря, подыми свое стекло и… ежели в историю влипнуть не хочешь – выдь, погуляй, пока мы калякать будем. Кто его знает, как оно обернется…

Водила сделал большие глаза, поднял стекло и стремительно покинул салон. В этот момент горец приблизился к «Ниве» и что-то спросил у него, силясь рассмотреть сквозь тонированные окна, кто находится внутри. Крепыш что-то ответил, кивнув на лобовое стекло, и торопливо отошел в сторону блокпоста. Горец презрительно выпятил губы, рванул правую заднюю дверцу, просунул голову в салон и по-русски, чисто, без акцента, начал было:

– Я не понял? Что за дела, начальник…

– На зоне будет тебе начальник. – Иван схватил его за химок и рывком водворил в салон. – Дверь аккуратно прикрой, мой красивый, и – тихо. – Для убедительности он ткнул грязным компенсатором автомата в живот горца, одним движением показав, что палец плотно лежит на спусковом крючке, а сектор переводчика предохранителя пребывает в положении «Ав».

– Вот это ты попал, мужик! – криво ухмыльнулся пленник, узнав вконец перепуганного Мориса. Он спокойно захлопнул дверь, никак не реагируя на свежее пятно на рубашке. – С вояками связался, значит! Ну-ну… Значит, получишь головы своих баб – за плохое поведение. А я думал, миром все решим, поговорим как следует…

– Рот закрой и слушай, – вмешался Иван, несколько оскорбленный тем, что на него не обратили должного внимания. – Два твоих пиздрона у меня сидят – дали полный расклад по всей банде и готовы писать заявление о явке с повинной. Есть альтернатива. Ориентировочно через час ты нам привозишь заложников куда укажу. Делаем торжественный обмен и расходимся потихоньку каждый в свою сторону. Если нет, тогда мы тебя сейчас забираем с собой и кое-куда едем. А через два часа последует заявление для прессы и крутой репортаж с твоим участием – в присутствии твоих хлопцев. Вывозим вас по уши в дерьме – как два пальца обоссать… Вопросы?

– О как! – воскликнул горец и с интересом уставился на Ивана. – Так, значит… Ну-ну… Теперь меня слушай, капитан…

– С чего это ты взял, что я капитан? – обескураженно поинтересовался Иван. – Ты че – мое личное дело читал? Или у меня на лбу погоны приклеены?[7]

– У тебя на роже написано, что ты офицер спецназа, – спокойно пояснил горец. – Тебе за тридцать, а все катаешься старшим группы сопровождения… – Тут он кивнул в сторону француза: – На этого ты напоролся, когда ехал мимо с отделением сопровождения, так?

– Ты хорошо осведомлен о некоторых особенностях жизни Пограничья, – с досадой признал Иван. – Давай к делу – нечего тут психэтюды разыгрывать!

– А щас – щас к делу, – согласился горец. – Секунду – закончу… Так вот – ты катаешься с отделением сопровождения, а не в штабе сидишь. Значит, на майора еще не вытянул. Для старлея стар. Ваши в твоем возрасте уже подполковниками ходят… Вывод? Да ты просто недотепа, парень! Я сам бывший офицер спецназа, прекрасно знаю эту специфику. Я, кстати, тоже ушел из армии капитаном – но не потому, что полный дебил. Просто я – «черный». Ты же знаешь, как к «черным» относятся. А ты – натуральный олух. Вот сейчас влип ты – по самые…