Меня и мою младшую сестру Валентину устроили в детский сад, что было подспорьем для семьи. Спасало только то, что в доме были две рабочие карточки. Отец ушел на фронт 17 мая 1942 года.
Помню вкус блокадного хлеба, хотя хлебом это назвать было нельзя: из сырой массы торчали желтые куски картона. Родители и родственники все делали для того, чтобы спасти нас, детей. Они ходили в Овцынскую немецкую колонию через Неву, где удавалось что-то выменять. Однажды отец принес оттуда небольшой кусок конины, за который отдал золотые швейцарские часы с золотой цепочкой. В доме был праздник.
Весной 1942 года я нашла подорожник и одуванчик. Мама испекла лепешки с дурандой. Как это было вкусно…
Помню февраль 1942 года, когда первый раз на карточки прибавили хлеба. В 7 часов утра открыли магазин и объявили о прибавке хлеба. Люди так плакали, что мне казалось, дрожали колонны. С тех пор прошел уже 71 год, а я не могу войти в помещение этого магазина.
Младшей сестре не было еще трех лет, когда началась блокада. Она была очень терпелива и не просила, в отличие от нас, есть. Вставала на коленочки перед кухонным столом, нажимала пальчиком на полочку в столе, а потом несла этот пальчик в ротик: ей казалось, что там были крошечки. Не зря она стала педиатром с ученой степенью.
Нам повезло, что мы жили в комнате с бабушкой, которая отдала нам 1/3 мешка ржи в нафталине, хранящейся с 1918 года. В школу я пошла в 1942 году, но проучилась недолго – обучение прекратили. В 1944 году пошла учиться в 3-й класс. В блокаду поддерживал голос нашей МУЗЫ – Ольги Федоровны Берггольц, а также акына Джамбула: «Ленинградцы, дети мои!» Училась в школе № 329 с 1944 по 1949 год, где когда-то получала образование О. Ф. Берггольц. В декабре 1947 года Ольга Федоровна пришла на встречу с нами. Это было незабываемо. Ольга Федоровна – скромный человек, она казалась нам божеством. Её светлый образ и сегодня перед нами. Доброта, духовность, нравственность свойственна нам, ленинградцам, пережившим блокаду.
Хорошо помню ночь, когда Левитан объявил окончание войны. Несмотря на то что это было раннее солнечное утро, народ вышел на улицу. Незнакомые люди обнимались, плакали. Это были слезы радости и горечи.
Отец пришел с фронта в конце 1945 года. Прожил недолго и умер от ран, полученных на войне. А мама после блокады стала инвалидом. Мои сестры Тамара и Валентина были в обществе «Дети блокады – 900 дней». Они уже ушли из жизни.
Я получила высшее образование. Более 37 лет проработала в Научно-исследовательском институте радионавигации и времени. Прошла путь от инженера до ведущего инженера.
Грущинская Анна Николаевна
Самые страшные дни
Родилась 22 мая 1932 года (в день рождения отца) в Калининской области. До войны жили в Ленинграде на Пороховых, ул. Коммуны. Родители работали на Охтинском комбинате. Мать смогла в блокаду сохранить семью. Дом разбомбили, переехали жить на Невский, 2 (Главный штаб).
Анна помнит, как мама послала её за хлебом в магазин, и она несла его в мешочке, многие так носили хлеб, вдруг какой-то мужчина попытался отнять, вырвать её мешочек с хлебом. Но Анна крепко держала драгоценную ношу, и попытка не удалась, чему девочка была очень рада. Самые страшные дни, когда в сараи около их дома со всего города свозили умерших ленинградцев, а потом приходила специальная машина, и их вывозили… Было очень страшно.
Судьба отца Николая Васильевича долгое время была неизвестна, на фронте он был связистом, спустя годы семья узнала, что он был ранен в бою, попал в плен, остался жив. В послевоенное время 5 лет отработал на Беломорканале, а семья считала его пропавшим без вести. Анна Николаевна вышла замуж за петергофца, ветерана войны, с 50-х годов живет в Стрельне.