– Может, по оружию чего не так… – вроде как вслух подумал я.

Тема оружия была важной. Рассказывали, что ожидается много всего интересненького, например, плазменные боеголовки. Суть была в том, что гиперзвуковая болванка, подлетая к цели, начинала тормозить, превращая воздух вокруг себя в плазму, с температуркой всего-то в районе двадцати тысяч градусов. И этот шарик нежно обрушивался на цель, испаряя металл, как воск. Бронетитан испарялся, не говоря уж о более мирных деталях конструкции. Ой, простите, конечно же не «испарялся», а «будет испаряться», когда все это дело изобретут. А еще изобретут темпоральные боеприпасы, там суть в создании сферической области, небольшой, с пару метров диаметром, на краях которой время будет отставать от времени в центре на пару септосекунд. Всего-то на такой крохотный квант времени, совсем незаметный, но достаточный для того, чтобы сгенерировать «волну Шеховцева», которая, в свою очередь, распространится метров на двести-триста. И все, что попадет в эту зону, подвергнется темпоральному смещению. На левой гусенице танка будет одно время, а на правой плюс триста лет, со всеми вытекающими. Говорят, танки будут ржаветь на скаку и рассыпаться, как трухлявые пни. Конечно, все это будет, когда изобретут.

Антигравы на подходе, а c ними примерно то же, что с темпоральными штучками. Малейшая разбалансировка гравитационной системы – и территория проваливается в тартарары, потому что планета-то крутится и летит, а ваш танк остается на месте, в зоне гравимолчания.

Отслеживать оружейную активность среди сектантов было одной из задач моей конторы. Я знал, что во многом дублировался смежниками из ГРУ и ФСБ, и считал это правильным. Тем более, что мы вполне официально обменивались информацией в рабочее время, а чем-то и потом делились, под иван-чай.

– Часовые на посту, – успокоил меня Василий насчет оружия.

– И мои на посту, – сказал я.

Вася удовлетворенно кивнул, мол, он и не сомневался, что службу я бдил, бдю и впредь буду бдить тщательно.

– Теперь давай про Линдера, – быстро продолжил Василий.

Я понял, что мои докладные по происшествию Василий уже изучил. Теперь он погонит быстро, в галоп. Чтобы собраться с мыслями, мне пришлось не менее быстро парировать:

– Нет, это ты мне давай про Линдера. Я ведь имею право знать, почему все это произошло именно тогда, когда мы к нему отправились. И вообще, это что – наше земное творчество, или «вмешак»?

Этим некрасивым словом мы именовали вмешательство Свыше, потому что была такая версия – Оператор иногда напрямую вмешивается в ход игры, так скажем. Когда Он это делает, и для чего, такие вопросы не имеют смысла, потому что мы не знаем Их логики, или чем Там Они руководствуются. Отслеживать «вмешаки» мы пока не научились, а может, и не научимся, потому что на самом деле «вмешаков» не бывает. Я же сказал – версия…

– Если ты помнишь, – сказал я, – то моя задача – отслеживать и классифицировать, у меня контрразведки, считай, нету.

Василий пожевал губами, прицениваясь к моему откровенному высказыванию – съедобно, не съедобно.

– Нету у тебя контрразведки, – согласился он наконец, будто не знал сего факта, и только сейчас об этом задумался, и добавил, – не думаю, что «вмешак». Но ты же сам понимаешь, критерии вмешательства нам не будут никогда известны. Это дело философов и конспирологов – кормить прессу гипотезами, а наше дело – работать.

Вася сказал это торжественно, слишком торжественно. У него был всего один недостаток – Василий Ильич иногда срывался в пафос, но старому служаке это шло, как аксельбант шел к хорошему мундиру на балу у государя императора. Зная все это, я просто молчал, пережидая приступ парадности, и рано или поздно Василий возвращался в искреннюю простоту, которая ему тоже шла.