– Вруби тоннель, – приказал я.

– Не срабатывает, – моментально отозвался «вагнер», и добавил, зная меня, – я пробую еще.

– Трансперсональщина, – сказал Семенов, – вкупе с перинатальщиной.

– Бесовщина, – согласился я.

Контора обеспечивалась техникой по высшему разряду. Люди, чтущие маркировку «ВП», сиречь «военная приемка», плакали бы от зависти, потому что на многих наших «гаджетах» стояло «очко», цифры «21». Двадцать первый отдел контролировал качество техники для высшего руководства страны. Не знаю, что было отштамповано на аппаратуре ворот, но ломаться ей в любом случае не полагалось. Я мог бы и вмешаться прямо сейчас, но особо спешить было некуда, а легкий мандраж перед стартом вполне вписывался в программу вечера.

– Что говорят? – спросил Семенов, и «вагнер» ответил, поняв по интонации, что спрашивают его.

– Протокол молчит, – доложила машина, и мне показалось, что сокрушенно при этом вздохнула.

Программистам по возвращении тоже придется вставить. Играются в одушевление, как дети малые, черт бы их, романтиков, побрал. То задышит машина вслух, то чихнет, как «жигуль». Хорошо, что не плачет.

– Есть связь, – произнес «вагнер», – нам закрыт доступ, Сергей Савельевич.

И вот зачем ты это добавил, имя-отчество, а, «вагнер»? Это был перебор. Программистам светило распятие, на худой конец – дыба. Так легко докатиться и до «Сереги», или «Серого». Я почувствовал, что начинаю немножко звереть.

– Убью! – заорал я, – энтузиасты машинного интеллекта, мать вашу! Кто сказал, что закрыт доступ? Куда закрыт?

– Машинный ответ, – сказал «вагнер», – источник не установлен. Прошло, как сообщение об ошибке. Закрыт доступ к «большой связи».

«Большая» работает всегда и отовсюду, даже из подводной лодки. Это какие-то новые волны, официально тоже еще не открытые, связь на новых физических принципах. Сами аппараты пока громоздкие, в автомобиль не помещаются. На «большую» мы выходим не напрямую, а через особо охраняемый кабинет в конторе, нашпигованный аппаратурой с теми самыми новыми принципами. Раз сейчас нет связи, значит, не работает или что-то у нас, в «вагнере», или в промежуточной аппаратуре того кабинета. Но если бы что-то случилось со связью у нас, «вагнер» бы доложил в тот же миг. Значит?

Значит, или там что-то накрылось, или накрыли нас, например – экраном.

О, как остроумно работает моя голова, надо же. Начитался боевиков в ранней молодости, думал, пронесет. Годы пройдут, и все потихоньку забудется. Вот, не пронесло. Полезло наружу в самый неподходящий момент. Страх, говорят, лезет на страх, жмется, как подобное к подобному. И не всегда понятно, что тебе потом делать с этим старым, свалявшимся в комок, страхом.

– Сергей Савельевич, – тихо сказал Семенов, и показал подбородком куда-то вперед, – а вдруг нам… кесарево делать будут?

Это внутри «вагнера» он такой говорливый и смелый, потому что вокруг полтонны брони, такая только у нас и у президентского «Ауруса». Говорят, ее испытывали на коллайдере, бомбардировали невесть чем, вплоть до обломков Большого Взрыва. Или еще, броня сделана как раз из этих обломков, переплавленных в плазменном облаке где-то глубине демидовских подземелий Урала. Выковырять нас из бронированной утробы «вагнера» является задачей неосуществимой, какое-там кесарево.

Ворота вдруг начали медленно разъезжаться, но остановились на полпути, как двери зимой в супермаркете, чтобы не выпустить теплый воздух. В принципе, «вагнер» мог бы уже протиснуться, и я дал команду:

– Вперед.

Машина плавно тронулась с места. Она была согласна с тем, что протиснется.