— Охотники не придут. Тут им нечего делать.

Мужчина вдруг резко повернулся ко мне, встал так, чтобы Энку не было видно, что происходит, и приблизился настолько, что мы буквально делили одно дыхание на двоих. Двумя пальцами поднял подбородок на уровень выше и впился своими глазами в мои.

— Уезжайте отсюда, пока не стало поздно, уезжай, — процедил он сквозь зубы, будто испытывая невероятное раздражение от одного только осознания, что приходится делить со мной один воздух на двоих.

— Да пошел ты, — медленно произнесла я. — Это и мой дом тоже.

— Если думаешь о сыне, уезжай.

— Угрожаешь мне? — изогнула я бровь, всеми силами стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Он усмехнулся. В усмешке промелькнуло какое-то кровавое предостережение.

И вдруг впился своими губами в мои. Но это не было поцелуем – нежным в своей сути, пробуждающим в своем настроении. Это был укус голодного, он ужалил злостью, холодом и жарой, но в то же время отозвался каким-то невыразимым одиночеством, безграничной болью отчаявшегося человека.

Едва наши губы разомкнулись, я увидела, как глаза его, набрякшие от возбуждения, потемневшие, вдруг расширились, пожелтели, зрачок вытянулся и стал больше похожим на зрачок дикого животного.

От растерянности, боясь, что он заметит мое изменившееся состояние, то, что тело обмякло от такой странной ласки, что руки задрожали от желания прикоснуться к сильному телу, я прошелестела:

— Ты бы побрился для начала, пещерный человек…Очень колется твоя борода…

Он отпрянул.

Дернул плечом и поступил ровно так, как обычно – быстрым, четким шагом направился вон со двора, и уже через мгновение мужчины уже не было рядом.

Я выдохнула и едва удержалась на ногах. Слишком сильные эмоции. Слишком много произошедшего. Слишком острые переживания.

9. Глава 9

— Милый, как бы мне хотелось, чтобы ты сказал что-то еще! — обратилась я к малышу. Но Энк, как и несколько часов назад, хранил свое привычное молчание.

Мы спускались по асфальтовой дороге в деревню, чтобы купить еще краски, самой дешевой, потому что все, что находилось в кошельке, таяло с неимоверной скоростью. Если бы этот дикий сосед знал, сколько осталось у меня денег, он бы так просто не разбрасывался таким предложением, которое успел сказать перед тем, как я ему нахамила.

«Уехала». Трижды ха! Мне не хватит денег даже на билет до столицы. А потому нужно придумать, что сделать, чтобы найти источник для заработка тут, в деревне…

Чем дольше мы здесь жили, тем больше мне казалось, что наша прошлая жизнь осталась там, где ей и место – в прошлом. А это значит, что нас никто не найдет и пора выстраивать новую жизнь – по кусочкам, по кирпичикам.

Тем более сейчас, когда мой малыш заговорил.

Заговорил!

С полугода врачи ставили нам отставание в развитии.

А Энку уже пять лет.

«Я победил» - это его первые слова, которые он произнес. Произнес после того, как провел время с этим человеком…

От боли виски снова запульсировали – каждый наш день состоит из такого количества решений, в которых нужно не ошибиться, а мне…Мне нужно принимать решений вдвое больше, если не втрое. Какое-то странное ощущение затягивающейся на шее удавки, которое появилось еще вчера, никак не хотело проходить, и постепенно все росло, росло, разрасталось и укоренялось в мозгу, да так, что, казалось, я уже чувствовала на шее движение шершавого корабельного троса…

Едва прохлада дороги закончилась, я поняла, что это ощущение надвигающейся беды возникло не случайно, если вообще было связано с нами.

У первого же дома стояли трое мужчин. Лица напряженные, за плечами – охотничьи ружья.