– Знакомьтесь, это моя жена – Алла, – Родион указывает на спутницу, что улыбается напомаженными губами, обнажая идеально ровные белые зубы. Голливудская улыбка мечты.

– Валерия, – представляет меня Юрий, из-за чего приходится выйти из своего укрытия.

Смирнов замирает на секунду, и я замечаю, как наливаются темным блеском его глаза. Это единственное, что выдает. Узнал. Не забыл.

Родион протягивает мне ладонь, и я укладываю в нее свою охладевшую ладошку. Едва не падаю в обморок от волнения, когда мужчина неспешно и нежно подносит мою руку к своим губам и едва заметно касается кожи. Еле ощутимо. Но у меня по телу рассыпаются мурашки.

Взгляд Роди тут же становится безразличным. И я не знаю, что прячется за этим равнодушием – реальный холодок или нечто иное.

Надеюсь, что внешне я тоже выгляжу спокойной, пока мы с Юрой усаживаемся на диванчик напротив. На самом же деле, внутри у меня вскипает злость. Мне хочется подскочить на ноги и закричать, как сильно я его ненавижу! Как презираю за подаренное небо в алмазах и предательство.

Накинуться бы сейчас на него и расцарапать идеальное лицо ногтями, оставить глубокие борозды, как напоминание обо всем, что мне пришлось пережить.

Но вместо этого приходится непринужденно улыбаться и отвечать на вопросы Юры о том, как я себя чувствую и чего хотела бы заказать.

Кажется, мне удается просидеть в такой обстановке совсем недолго. Нервы не выдерживают. Показывать себя счастливой и расслабленной невыносимо. Я ведь не расслаблена. Нисколько. Совсем. Нет. И, уже, тем более, совершенно не счастлива.

– Прошу меня извинить, – мягко улыбаюсь, окидывая взглядом всех присутствующих. – Мне нужно припудрить носик, – последнее уже адресую Юре, и он без задней мысли позволяет мне покинуть застолье.

Осторожно поднимаюсь. В голове звенит. Иду вперед, к туалету, где можно будет продышаться и умыться холодной водой. Но, кажется, меня пошатывает.

Походка, как бы я не старалась, совсем не выглядит легкой. И я уверена, что ловлю на себе тяжелый взгляд Родиона.

Все время, проведенное за столиком я старалась не смотреть на него. Иначе воздух бы окончательно покинул мой организм. А я и так дышала через раз. Слишком трудно было. Слишком.

Оказавшись в туалете, шумно выдыхаю.

Зарубцевавшиеся шрамы на сердце зудят и пульсируют. Они так и не зажили до конца. Что бы я там себе не говорила, в чем бы не убеждала – побороть чувства к Родиону не удалось.

И сейчас я могу отчетливо прочувствовать на себе все последствия того, что недостаточно хорошо старалась от них избавиться.

Хочется задавить в себе все чувства, вырезать их изнутри, но, кажется, чем больше я давлю на себя, тем сильнее становится давящая боль в районе сердца.

Пристальнее уставившись на свое изображение в зеркале, понимаю, какие красные у меня глаза. Точно плакала. Без слез. Утопала в молчаливой истерике.

И я понимаю, что нужно как-то избавиться от этого. Выйти в Юре и продолжить делать вид, что отлично провожу время. Вот только резь в глазницах становится все ощутимее. Минута-две, и я расплачусь по-настоящему от переизбытка распирающих меня чувств.

Дверь в туалет распахивается неожиданно, и я вздрагиваю, машинально хватаясь за раковину.

– Так это все же правда?! – ледяные интонации пронзают душу насквозь.

Пристальный взгляд впивается в меня похуже острого ножа. Давит. Забирает воздух.

Я много раз представляла себе эту встречу. Я прокручивала в голове каждое мгновение. Думала, что справлюсь с эмоциями, дерущим нутро на части.

Вот только я ошиблась. Реальность не имеет ничего общего с тем, что я навыдумывала за эти годы.