На его скулах играют желваки. От злости сжимает кулаки до побелевших костяшек.
Словно хочет ударить меня наотмашь.
Внутренне сжимаюсь.
Тебе, отец, не нравится? Вот и мне не нравится, что ты появляешься в моей жизни через двадцать четыре года после моего рождения.
Почему ты решил, если я твоя дочь, то буду твоей собственностью? И ты теперь будешь распоряжаться мной по-своему усмотрению.
Нет. Дорогой «папочка», не будешь!
Кто ты такой, чтобы с тобой советоваться?! Хотелось выплеснуть ему в лицо. Но я молчу, стиснув зубы.
Я не должна перед ним отчитываться. И он должен это знать.
Его бесит, что я решаю свои вопросы сама. По- своему. Не считаясь с его мнением, игнорируя его и не ожидая его одобрения.
Не привык к такому. Его корёжит. Он привык повелевать и решать чужие судьбы. Отец еле сдерживается.
- Откуда ты здесь? – решаюсь, спрашиваю я.
Неожиданно он начинает нервно смеяться. Я смотрю на него в упор. Он резко успокаивается.
- Разве твой дорогой муженёк не поставил тебя в известность, что мы с ним хорошо знакомы?! - с нескрываемой иронией припечатывает отец.
Смотрит на меня своим тёмно - зелёным взглядом, в котором вдруг начинают взрываться снопы искр.
Бесит меня.
Дико смотреть, будто в свои собственные глаза.
Но мне только кажется, что сейчас он злорадствует, что ослушавшись его, я совершаю роковую ошибку?
Или он реально злорадствует?
Общение с ним причиняет мне нестерпимую боль. Я плохо понимаю происходящее.
Но ясно одно.
Дёмин, предлагая мне стать его фиктивной женой, уже знал, что я дочь Эдуарда Эммануиловича Сташевского.
Вспоминаю, как сразу же после аварии Глеб со своим юристом Александром пробивали мои документы. И как быстро потом он изменил своё поведение. Всё оплатил. Сделал мне предложение…
***
Глеб вёл себя с детьми отстранённо, равнодушно. Казалось, они даже его раздражали. Но он не кричал на детей, прятался за показной строгостью.
Мальчики поначалу очень обрадовались, что у них, как и у всех остальных ребятишек будет папа. И чувствуя отстранённость «папы», очень переживали.
- Мама, почему папа нас не любит? – спрашивал Паша. – Потому что мы шалим? – в его глазах появлялось искреннее недоумение.
Малыш пытался своим детским умом понять, что делают они не так, ведь «папа» не хочет общаться с ними.
- Мам, почему папа с нами не играет? – с обидой спрашивал Миша, теребя подол моего платья.
Сердце пронзала дикая колющая боль. Я брала себя в руки и, улыбаясь, говорила:
- Папа очень много работает. Вы на него не обижайтесь, мальчики. У него просто нет времени.
Отворачивалась, смахивая слёзы, чтобы дети не видели.
- Я не обещал тебе, что буду исполнять роль папы, - заявлял неизменно Глеб на мои просьбы пообщаться с детьми.
Дети тоже перестали к нему тянуться. Произошло это как – то само собой. И стало даже спокойнее. Сыновья стали относится к нему, как к чужому дяде.
Впрочем, таким он и был. Дёмин, казалось, не замечал перемен.
Но вот мой невольный шантаж, что я могу обратиться к своему отцу, его задел за живое.
Реакция мужа меня озадачила.
Почему он так не хочет, чтобы я обращалась к отцу?
Ведь, как оказалось, они знакомы. И даже очень близко.
Что кроется за этим?..
Из оцепенения меня вырвал голос Глеба.
- Полина, с завтрашнего дня Паша с Мишей будут ходить в частный детский садик.
- Спасибо, Глеб, - улыбнулась я одними уголками губ.
Не хотела демонстрировать свою радость, ведь он ещё не выполнил всю мою просьбу.
- Полина, тебя ждёт новая машина, - неожиданно произносит он.
- Зачем? – удивляюсь я. – У меня и старая на ходу. Мне не нужна машина. Пусть Марта ездит на новой.