Она рвано вдыхает и резко распрямляет плечи. Её спина становится идеально прямой, а позвоночник натягивается как струна.

Мой голос всё ещё хрипит, когда я произношу в ответ:

– Эта мазь подходит не только от отёков, но и от синяков.

Этой девочке прямо сейчас нужно немного проявить характер и сбежать от меня хотя бы метров на пять. Для начала. А потом лучше в спальне запереться...

– Я и сама бы могла, – произносит она по-прежнему звенящим голосом.

– Но я уже это делаю, – глухо отвечаю, продолжая водить пальцами по синяку.

Немного приподнимаю край халата. Обнаруживаю ещё два фиолетовых пятна. Одно побольше, другое поменьше. Наношу мазь и на них.

Грёбаные мысли о податливом теле этой девушки заполняют голову. И я остро чувствую, что она сама хочет этих прикосновений... Что фрик, каким я казался вначале, теперь стал ей интересен.

Странное ликование затапливает меня с головой. Словно я жажду именно этого внимания и именно от неё!

Вашу мать! Бред!

Тем временем моя грёбаная рука подбирается к её трусикам. Они белые. Не кружевные. Просто хлопок. Такие наверняка носят подростки. Это немного прочищает мои мысли.

– Тебе точно двадцать? – выдыхаю ей в висок.

Богдана вздрагивает. С силой сжимает бёдра.

– Да, а что? – спрашивает, тяжело сглотнув.

– Ничего... Я закончил.

Отдёргиваю руку. Поспешно встаю.

В моей квартире меня ждёт одна знойная девочка, а я почему-то здесь...

Богдана тоже вскакивает. Потупив взгляд от неловкости, выдыхает:

– Спасибо.

– Не нужно благодарить меня, – отмахиваюсь. – Лучше угости кофе.

Не дожидаясь приглашения, шагаю к кухне.

Почему я всё ещё здесь?

Сажусь на высокий барный стул в тот момент, когда Богдана забегает на кухню за мной следом. Здесь намного светлее, и мой взгляд непроизвольно впивается в бёдра девушки.

Как озабоченный, честное слово! Или зэк, который баб лет пять не видел!

Богдана подходит к кофемашине и снова машинально тянет край халата вниз. Бросает на меня смущённый взгляд.

– Я пока не разобралась, как она работает.

– Тогда садись, – встаю со стула. – Я сам сделаю для нас кофе.

Богдана не спорит. И, не отрываясь, наблюдает за тем, как я заряжаю машину и включаю нужную программу. Сначала наполняется одна чашка, потом другая.

– Эспрессо? – уточняет «сестрёнка», немного поморщившись. – Боюсь, я потом не усну.

– Уснёшь, – убеждаю её, поставив чашки на барную стойку. – Через пару часов точно уснёшь.

Сажусь на стул напротив девушки и тут же натыкаюсь на её лукавую улыбку.

– Пару часов? – фыркает она. – И что же мне делать в эти часы?

– Я же здесь, – пожимаю плечами, помешивая напиток в чашке. – Мы вполне найдём, чем заняться.

– И чем же? – настойчиво продолжает наседать Богдана, внезапно осмелев.

– Расскажи о себе, – прошу я, сосредоточив взгляд на её прекрасном лице, розовощёком от смущения. – Расскажи о своей жизни до этого всего, – обвожу руками роскошно обставленную кухню.

Девушка хмурит брови, делая глоток кофе.

– Моя жизнь не изменилась с тех пор. То есть... Почти не изменилась. Я всё так же учусь в университете и работаю официанткой в «Квикли».

– Но у тебя же появилось больше возможностей, разве нет? Например, ты можешь больше не работать официанткой.

– Но меня устраивает моя работа, – улыбается она.

Я задумчиво почёсываю щетину на подбородке.

– А знаешь, мне нравится это в тебе. Ты вроде бы знаешь, чего хочешь. Для двадцатилетки это похвально.

Богдана вновь хмурится, не оценив мой комплимент. Отодвигает чашку с кофе подальше.

– Знаешь, Денис... Ты всё время говоришь о моём возрасте. У тебя какой-то пунктик по этому поводу?