– Извините, что сделали бы с музеем? – не поняла Ларисик.

Мама смутилась.

– Обнесли – значит обворовали… У нас охрана из бывших сотрудников спецслужб. Надёжные, честные люди. Но, понимаете, они всю жизнь ловили бандитов и сами часто говорят, как бандиты. А жаргонные словечки так прилипчивы!

– Ничего, это даже придаёт речи определённый шарм, – успокоила маму Ларисик. – Значит, вы тоже думаете, что монтёр не имеет никакого отношения к этой краже?

– Разумеется, – ещё раз согласилась мама.

Блинков-младший проследил за её взглядом. Мама примерялась глазами то к стремянке, то к месту, где были оборваны провода. Верхняя перекладина лестницы не доставала туда метра полтора. Выходит, чтобы оборвать проводок стремянкой, монтёр должен был поднять её на полтора метра от пола. Но и тогда это было бы невозможно. Провода плотно прилегали к стене, а у стремянки наверху не было никаких торчащих железок.

А вот подняться на стремянку и оборвать проводки НЕ СЛУЧАЙНО, А НАРОЧНО мог бы и самый невысокий человек.

– Спасибо, Гога. Иди, посмотри картины, – сказала мама, одёргивая платье. Всё-таки оно было очень короткое. Мама стеснялась залезать в нём на лестницу.

Блинков-младший отошёл к привезённым из Германии шедеврам. Муть. Люди с плоскими синими лицами, играющие на непонятных инструментах, непохожие пейзажи, всадники, несущиеся верхом на гимнастических конях. Надписи на табличках сообщали, что картинам лет по восемьдесят и ещё больше.

– Какие у вас туфельки! – восхитилась Ларисик.

– Ничего особенного. «Труссарди», – равнодушно ответила мама.

Скосив глаза в их сторону, Блинков-младший увидел контрразведчицу за работой. Мама стояла на стремянке так высоко, что понравившиеся Ларисику туфельки были у той перед глазами. Ларисик и смотрела на туфельки. А мама блестящими маникюрными кусачками щёлк-щёлк – и оттяпала кончики скруток вместе с изоляцией. Это для экспертизы, понял Блинков-младший. Специалисты посмотрят и узнают, порваны были провода или перерезаны, и если перерезаны, то каким инструментом.

Скрутки были длинные, сантиметра по два. Мама только немного их подрезала. Если бы Блинков-младший не видел, как она орудует кусачками, то и не заметил бы, что скрутки чуть-чуть укоротились. А увлечённая туфельками Ларисик и головы не подняла.

– Ну как? – спросила она. – Какие там проводки соединены, правильные или неправильные?

Маму проводки уже не интересовали. Она узнала всё, что нужно.

– Я не поняла, – призналась она. – У нас дома сигнализация сделана разноцветными проводами. Там я сразу бы увидела, если что-то перепутано. А здесь всё закрашено побелкой. Но знаете, Ларисик, я думаю, что вы и ваш директор можете спать спокойно. Вряд ли вор был настолько аккуратен, что замотал проводки изоляцией. Это сделал мастер. А вор бы скрутил их кое-как.

Ларисик ужасно обрадовалась, что можно не объясняться с полицией и спать спокойно. Она сразу же забыла о проводках и стала, по её собственному выражению, приобщать гостей к прекрасному.

Специально для «Гогочки» Ларисик начала свой рассказ издалека.

В незапамятные времена древний человек поднял остывший уголёк от костра и нарисовал на стене пещеры оленя или, может быть, медведя. Получилось неважно. А человеку хотелось, чтобы его зверь вышел как живой. Он верил в то, что если получше нарисовать картинку и ткнуть в неё копьём, то на охоте ему посчастливится убить настоящего зверя.