Саша заткнула уши ладонями.

Саша зажмурилась.

И ЗАВИЗЖАЛА!!!

– Однако! – сказал полковник, когда перестали звенеть спортивные кубки в шкафу и стёкла в окнах. – Ты хотела что-то сказать? Говори погромче, а то у меня в ушах звенит.

– Мы на рынке разгоняли драку, – начала Саша рассказ о своей недолгой патрульно-постовой службе. – Такой был махач – биты, арматура, бутылки. Мне велели сидеть в машине, а я боялась и полезла в самую гущу, смелость показать. А после смотрю, у сержанта скула подбита, у другого рука висит… Они подставились, потому что меня прикрывали!

– Это что же получается, – начал понимать полковник, – ты не за себя испугалась, а за товарищей?

– Трудно сказать, – пожала плечами Саша. – Я подумала, а вдруг бы кого-то из наших серьёзно покалечили? Вот так еду я домой, а его везут в больницу. Я ужинаю, а ему зашивают раны. Я на диване смотрю телик, а он в койке забинтованный. И я знаю, что хороший парень мучается из-за того, что я даже саму себя не смогла защитить!

– А ты почему не садишься, курсант Петрачок? – вдруг спросил полковник. Как будто не знал.

– Я по уставу не сажусь. Жду разрешения старшего по званию.

– А визжала на старшего по званию без разрешения, – буркнул полковник. – Садись.

Кажется, это была похвала.

– Это ты правильно поняла, курсант Петрачок, – продолжал полковник. – Хуже нет, чем подставить боевого товарища под нож или пулю. Он-то тебя простит, если жив останется, а ты себя – никогда… До меня это дошло через два года службы, когда из-за моей ошибки Алексей Нилыч поймал пулю в колено. С тех пор он и лютует в архиве – семнадцать годочков на одной капитанской должности… Кстати, чем ты его разозлила? Нилыч, конечно, сам не подарок, но раньше не выгонял практикантов.

– Наоборот, он меня разозлил, – поправила Саша. – Тем же, чем и вы: «от горшка два вершка», «нос не дорос». И еще «у тебя молоко на губах не обсохло», но это не так обидно. Я понимаю, у него характер такой ругливый. Но зачем напоминать маленькому человеку, что он маленький?! Я взяла и напомнила Алексей Нилычу, что он хромой.

– Эх, не пороли тебя в детстве! – сделал неожиданный вывод полковник. – Ладно, куда тебя направить для дальнейшего прохождения?

Еще полчаса назад Саша мечтала, чтобы ей доверили точить карандаши, а теперь – пожалуйста, сама выбирай, где проходить практику. Везло сегодня курсанту Петрачок! Даже изгнание из архива и мрачное ожидание двойки были, выходит, шагами к везению!

Саша набралась смелости и ляпнула:

– Хочу к капитану Шапокляк! Ой! В общем, вы поняли!

– Ну, ты и нахалка! – изумился полковник. – В угрозыск направляют четверокурсников, без пяти минут офицеров. А с твоей подготовкой что там делать?

– Всё! – отрезала Саша. – Только за сигаретами бегать не буду, мне их не продадут. А так могу прошивать папки с делами, меня Алексей Нилыч научил: «В данной папке прошито, пронумеровано и скреплено печатью пятьсот двадцать два листа». Прибраться, чаю заварить, цветы полить, а если нет цветов, я принесу из дома.

– А выслеживать вооружённых до зубов бандитов? – поинтересовался полковник. – Ты маленькая, тебя никто не заподозрит!

Саша покачала головой:

– Я уже навоевалась в той драке на рынке. Только хороших людей подвела… Да и не допустят меня к оперативной работе в пятнадцать лет, а без приказа я не полезу.

И полковник сдался:

– Раз не полезешь, то и не навредишь. Если б ты ринулась выслеживать бандитов, я бы законопатил тебя в паспортный стол. А так иди в семнадцатый кабинет, обрадуй «капитана Шапокляк». И насчёт цветов не забудь ему сказать!