– Но… Но если ты здесь, то кто там?

– Сходи и посмотри.

– Сам посмотри.

– Я не могу.

– Почему?

– Потому что… – Хэнк пытается не вспоминать минувшую ночь, но… – Да ну к черту!

Он вошел в дом. Никого. Кортни рассмеялась.

– А ведь тебе почти удалось разыграть меня, Хэнк! – сказала она. – Почти удалось.

Ночью холодно, но если прижаться друг к другу под одеялом, то холод отступает.

– Знаешь, а если вдвоем, то не так и страшно, – шепчет Кортни Хэнку в ухо.

– Еще несколько дней.

– Если автобус придет.

– Бывает, не приходит?

– Бывает, – Кортни обнимает его, прижимается крепче.

Темнота льется из окна, сжирает цвета, предметы. Цикады стрекочут так сильно, что закладывает уши. Сон бродит где-то в пустых коридорах сознания. Хэнк слышит его шаги: монотонные, глухие. Или же не шаги? Кто-то стучит в железную дверь?

– Кортни? – зовет Хэнк. Без ответа. – Кортни, ты слышишь? – дыхание ровное, глубокое.

Затаиться, прислушаться. Минута тишины и новый стук.

Хэнк заставил себя подняться. Не открывать! Но рука уже тянется к задвижке. Все словно сон, где герой наблюдает за собой со стороны. Дверь открывается. Ночь. Стрекот цикад. На пороге стоит незнакомец. Нет. Хэнк знает его. Это и есть Хэнк. Хэнк в доме, Хэнк на улице. Но настоящий Хэнк только один.

Хэнк-самозванец входит в дом, ложится в кровать. Кортни обнимает его, бормочет что-то сквозь сон. Дверь закрывается. Теперь настоящий Хэнк на улице. Вокзал мертвого города ждет его. Больше идти некуда.

Шериф Гейбл Морт. Третий живой человек в мертвом городе. Хэнк надеется, что живой.

Они встретились утром на вокзале. Шериф был молод. С дурацкой улыбкой, смысла которой Хэнк не мог понять, он обвинял его в поджоге вокзала.

– А там что? – спросил он, подошел к обгоревшей каморке кассира, попробовал открыть дверь.

– Там никого нет, – сказал Хэнк.

Шериф кивнул, ударил в дверь ногой, замер.

– Что там? – спросил Хэнк. Шериф не ответил. – Все нормально? – Хэнк подошел к нему, заглянул в каморку. В нос ударил тошнотворный запах горелой плоти.

– Что скажешь теперь, Хэнк? – спросил шериф, разглядывая обгоревшие человеческие тела.

– Я просто жду автобус, чтобы уехать отсюда, – сказал Хэнк.

– Конечно, ждешь. Это же вокзал, – шериф Морт глуповато улыбнулся и начал зачитывать Хэнку его права.

– Я просто жду автобус, – снова сказал Хэнк.

Шериф усадил его на заднее сиденье. Ручек на дверях не было. Между водителем и пассажиром – решетка.

– Меня не было здесь вчера!

– Конечно, не было, – еще одна детская улыбка.

Шериф Морт включает зажигание. Машина не заводится.

– Это что такое? – он поворачивается к Хэнку. – Это ты сделал?

– Сделал что?

Шериф не отвечает, выходит из машины, открывает капот. Хэнк слышит проклятия, затем тишина. Шериф Морт курит, ходит вокруг машины.

– Чертов город! – бормочет он. – Чертов город…

Затем открывает дверку машины и говорит Хэнку, что они пойдут пешком.

Ночь. Лес. Сложенный из бревен дом охотников. Ноги болят. Наручники жмут.

– Может, снимешь их? – спрашивает Хэнк, когда шериф зажигает керосиновую лампу.

– Тебе мешает? – шериф снова по-детски улыбается.

Еды нет. Воды нет. В доме две комнаты. Два стола, стулья, несколько шкафов, две железные кровати с грязными матрацами в разных комнатах. Шериф молчит, сидит за столом напротив Хэнка и смотрит ему в глаза.

– Я никого не убивал, – говорит Хэнк. Шериф кивает. – И не поджигал вокзал.

– Верю.

– Тогда почему не снимешь наручники?

– Потому что у меня есть три трупа и ни одной идеи, – дурацкая детская улыбка.

– Может, их убили где-то в другом месте, а на вокзал принесли потом?