В тот день вместе с Фолько приехали двое сопровождающих. Одним из них была высокая женщина, которую год спустя на моих глазах привели к комнате, в которой ее ждал Уберто Милазийский.

Я узнал ее в Милазии потому, что в тот день, когда к нам приехал Фолько, находился в школьном саду вместе с полудюжиной старших учеников и двумя самыми младшими, близнецами. Когда наш знаменитый гость вошел, братья спели приветственную песнь; их голоса звучали так нежно в утреннем свете позднего лета.

Гуарино коротко кивнул в знак одобрения, когда они закончили. Фолько д’Акорси, улыбаясь, заметил:

– Помню, как сам пел эту песню!

Он дал мальчикам по монете, потом шагнул вперед и крепко обнял нашего учителя, почти приподняв его над землей. Мы были поражены, даже шокированы. Гуарино же, когда его отпустили, поправил свое серое одеяние и сказал:

– Достоинство следует ценить, возможно, превыше всего остального.

Фолько рассмеялся. С того места, где мы стояли, я видел знаменитую пустую глазницу на месте его правого глаза. Он не желал носить повязку. Все знали об этой ране, хотя рассказы о том, как он ее получил, ходили самые противоречивые. По одной версии, ее нанес Теобальдо Монтикола, и это могло кое-что объяснить.

– Цитируете Аццопарди, учитель? – спросил Фолько. – Да вы ведь даже не согласны с его мнением! И потом, как насчет «Никто не заслуживает вашей любви больше, чем тот, кто учит вас мудрости»?

– Да, это тоже его слова, – невозмутимо ответил Гуарино. – И, согласен, мысль несравненно более удачная. Рад, что ты не забыл. Но любовь можно проявить многими способами.

И все же, говоря это, он улыбнулся, я помню. Его тонкие волосы трепал ветер.

– Можно, – согласился правитель Акорси. – Вы отобедаете с нами после охоты, учитель? Эриццио сказал, что мне следует вас пригласить.

Я представлял герцога более крупным, так велика была его слава воина. Волосы Фолько Чино, выбивающиеся из-под мягкой красной шапки, были светло-каштановыми, с проседью, нос напоминал хищный клюв, а щеку с той стороны, где не хватало глаза, украшал шрам. Он был крепок и мускулист. Я тогда подумал, что не хотел бы схватиться с ним врукопашную.

– Пообедаю с удовольствием, – ответил Гуарино. – Передай мою благодарность графу. Но я привел некоторых из наших учеников, чтобы они показали свое мастерство до того, как ты уедешь. Если не возражаешь.

– Конечно, не возражал бы, если бы хватило времени. Но я еду на охоту вместе с Эриццио и Эвардо, и до ее начала нам надо обсудить вопросы, касающиеся Родиаса, Фиренты и событий в них.

– В самом деле, – ответил наш учитель. – Сарди набирают силу.

– Это правда, – согласился Фолько д’Акорси. – Пьеро опять хочет меня нанять. Мою армию.

– Конечно, хочет, – кивнул Гуарино.

Правитель Акорси удостоил нас взглядом.

– Не сомневаюсь, что все вы – образцовые ученики, иначе учитель не привел бы вас сюда этим утром. Примите мои сожаления и добрые пожелания. Продолжайте прилежно учиться и всегда почитайте его, ведь он лучший из нас. Коппо, Адрия, едем, нас ждут.

Он поклонился Гуарино, повернулся и зашагал прочь из нашего маленького садика – агрессивный, образованный, наделенный властью мужчина. Один его глаз ярко горел, другой был пуст и темен. Высокая молодая женщина и мужчина в костюмах для верховой езды последовали за ним.

Мы знаем, что он самый лучший, хотел сказать я, но благоразумно промолчал. Вот почему я так и не сел в седло в то утро, чтобы продемонстрировать Фолько д’Акорси, на что я способен. А ведь как знать, возможно, произойди это, и некоторые события развернулись бы по-другому. Впрочем, я никогда и ни с кем не делился этими мыслями.