– Разберемся, – пообещал ему Ясенев. И задал последний вопрос, чтобы «прощупать почву»: – Жаль, что с нами сейчас за столом нет полковника Тарланова, но, в общих чертах, каково его видение ситуации по «Архангельской алмазоносной провинции»? Спрашиваю просто, как коллег полковника. Вам знакомо его мнение?

– Оно такое же, как и у всех нас, – после минутной паузы ответил Смирнов. И добавил: – Игорь Алексеевич дельный работник. Как к моему заму у меня к нему нет никаких претензий или нареканий.

– Я не о том. Может быть, у него есть какой-то особый взгляд? Предложения? Свои «пять копеек»?

– У нас все взгляды едины.

– Так не бывает. Даже в ведомстве архангела Михаила и в пчелином улье они имеют свои оттенки. Ну да ладно, сам встречусь и переговорю.

Лоскутов и Пискарев молчали. То ли не хотели говорить при генерале, то ли были согласны с ним. А может, ни то, ни другое. Но чувствовалось, что в самом коллективе архангельских чекистов фигура Тарланова стояла как-то особняком, типа изгоя или прокаженного. В Центре Ясеневу было запрещено идти на откровенный разговор с ним, но он решил все-таки в конце командировки нарушить это табу.

После совещания и обеда он не стал делать никаких общих выводов. Они были им уже давно сделаны, еще с Якутии. Ситуация в Архангельске мало чем отличалась. Но это общие выводы, а каждый конкретный случай имел свою специфику, лицо и фамилию. Пока надо подождать, когда семечки в арбузе дозреют.

Адажио на итальянском языке означает медленный темп в музыке, анданте – идти вперед, но умеренно, как бы прогулочным шагом. Эти термины сейчас соответствовали работе Ясенева по «Архангельской алмазоносной провинции». Но иногда он переходил в крещендо. И это был уже другой Ясенев. Пока время для этого не наступило.

Перед главредом Трегубовым сидела одна из его лучших перьев, Анна Чернобурова. Виталий Егорович по праву мог гордиться своим «детищем», поскольку пестовал её лично, как, впрочем, и всех других, подающих надежды талантливых журналистов. Но многие, не выдержав обрушившейся на них славы, быстро сгорали. Они кончали свои карьеры в гламурной «желтой прессе» или радикально-оппозиционной, националистической. Обе дороги тупиковые. Либо вообще под забором, в прямом и переносном смысле. Алкоголь и панель – извечные спутники древнейшей профессии.

Сам Трегубов, мужчина средних лет в очках, умел лавировать между всеми ветвями власти, бизнесом и интересом читателей, чтобы газета всегда имела высокий рейтинг. Его ценили и при советской власти, и при новой, псевдодемократической. Профессионализм стоит того. Он был хорошим шахматистом и любил разыгрывать многоходовки, соблюдая интересы всех влиятельных и заинтересованных лиц.

А особенно предпочитал эндшпильные этюды, как и Ясенев. Иногда, в свободное время в ЦДЛ, Домжуре или Доме кино, где-нибудь на отдыхе в санаториях Кисловодска или Ялты, они могли перекинуться за приятной беседой в шахматы, но все их партии всегда заканчивались вничью. Никому еще не удавалось победить. Кто знаком с шахматами, тот знает, как важно быть виртуозом в эндшпиле, когда даже в проигрышном положении можно одержать вверх.

В газете Трегубов аккуратно вел свою «независимую» линию, оставляя за спиной поле для отступления и перегруппировки. Он был мудр с юности, потому что взял себе за правило не доказывать что-либо с пеной у рта, а, зная истину, не спорить. Особенно с дураками. Всё равно ничего не докажешь. Сами поймут, со временем. «Гуру» – так кратко в одно слово называли его в профессиональной среде.