– Тогда, вероятно, что-то может заменить тебе счастье.

– Я могу найти утешение только в смерти.

– Тогда умри, дорогой. Через день-другой я тебя воскрешу, и тогда…

– Хотя вы и любите меня, Миссис Кристия, и более других познали мои порывы, вы все же не понимаете меня до конца. Я ищу неизбежное, непримиримое, неизменное, неотвратимое – то, что было привычно для наших предков. Они знали Смерть без Воскресения, они знали, что значит быть рабами Стихии. Не в силах определить свой удел и справиться с неизбежным, они не отвечали за свои действия. Их жилища уходили под воду, а их корабли тонули в пучине моря. Они гибли в сражениях, умирали от различных болезней, терпели муки от радиации, наконец, они могли пострадать от простой молнии.

– Но тебе ведь удалось сегодня вызвать молнию, дорогой. Разве ты не мог испытать на себе ее действие?

– Молния появилась по моей воле. Мы забыли, что такое Случайность, не признаем Неопределенность, Миссис Кристия. С помощью Колец Власти и генобанков мы при желании можем изменить орбиты планет, населить их любыми существами по нашему усмотрению, нам ничего не стоит подзарядить солнце. Нам подвластно Все, а мы сами ничему не подвластны.

– Но ведь нам по силам удовлетворить наши прихоти, наше воображение.

– В том-то и несчастье.

– Кроме того, – продолжила Миссис Кристия, – природа все еще немного может меняться сама по себе. Измениться можешь и ты. Но если ты станешь похож, к примеру, на Герцога Квинского или Железную Орхидею, поверь мне, я стану искренне горевать.

– Тем не менее, я действительно могу изменить себя. Для этого мне нужно принять решение. Нет ничего невозможного, Миссис Кристия. Теперь, верно, вы понимаете, отчего я столь безутешен.

– Не вполне, дорогой. Ты же не отрицаешь, что можешь изменить себя на свой вкус. – Миссис Кристия немного помедлила, а затем, заглянув в глаза Вертеру, мягко спросила: – Я не столь умна, как ты, но мне интересно знать, не является ли любовь к природе, о которой ты толковал, всепоглощающей любовью к себе самому.

Вертер удивленно поднял глаза на свою любовницу, затем снова опустил голову и задумался.

– Вполне вероятно, что так и есть, – ответил он после минутного размышления. – Однако мы отвлеклись от темы нашего разговора. Суть в том, что я на самом деле могу изменить себя, но потому я и ощущаю собственную неполноценность. Как бы я хотел окунуться в прошлое, где жизнь и страдание шли рука об руку. Жизнь без страдания бессмысленна.

– Что за тяготы жизни ты имеешь в виду, Вертер? Ты что, хотел бы оказаться в рабстве у эскимосов? – Миссис Кристия наморщила лоб, стараясь достойным образом продолжить перечень тягот жизни далекого прошлого: ее познания в этой области были весьма поверхностны. Наконец она облегченно вздохнула и продолжила свою мысль: – Может, ты хочешь продраться через колючий кустарник? Носить штаны из колючей проволоки? Оказаться в кольце пожара?

– Все это крайне примитивно. Мне не хватает настоящих душевных переживаний.

– Это нечто вроде стенной живописи? По щеке Вертера скатилась слеза.

– Мир слишком снисходителен, слишком добр. Все окружающие одобряют меня. Что бы я ни сделал – даже если мое деяние противоречит чужому вкусу – приветствуется. В мире не осталось опасности. От меня никто не ждет неблаговидных поступков. О, если бы я только мог совершить грех.

Миссис Кристия снова наморщила лоб, на этот раз, чтобы понять слова Вертера. Затем она пожала плечами и обняла своего любовника.

– Объясни мне, что такое грех, – попросила она.