– Пилар... У тебя все в порядке? Я не видела тебя такой озабоченной с тех пор, как ты ушла из городского суда. Тогда тебе приходилось ломать голову над защитой очередного преступника. Интересно, кто убийца на этот раз?

– Никто. – Пилар улыбнулась, вспоминая то время, когда работала адвокатом в городском суде.

Другой ее коллега, Брюс Хеммингс, тоже работал с ними. Они с Алисой были женаты уже многие годы и воспитывали двоих детей. Пилар и Алиса всегда были в дружеских отношениях, хотя Пилар никогда бы не доверила ей того, что она с легкостью доверяла Марине. Но работать с Алисой было легко, и за десять лет совместной службы они не имели друг к другу ни малейших претензий.

– Нет, это не кровавое убийство. – Пилар натянуто улыбнулась, отошла от окна и опустилась в кресло. – Просто странная житейская история.

Она вкратце изложила суть дела, и Алиса сочувственно покачала головой:

– Да, уже давно пора принять новый закон, касающийся этих проблем. Сейчас самое большее, чего ты можешь добиться, это права посещения. Помнишь, в прошлом году Тед Мерфи вел похожее дело? Тогда женщина, носившая ребенка, отказалась отдать его в самый последний момент. Это дело рассматривал государственный верховный суд. Отца тогда обязали к материальной помощи, но ребенка оставили матери, и все, чего он добился, было право посещения.

– Да, я помню это дело, но эти люди показались мне такими... – Пилар не закончила мысль, пожалев, что вообще произнесла это вслух, но ей действительно казалось, что эта пара заслуживает сочувствия.

– Я помню только один случай, о котором когда-то читала, когда судья был на стороне приемных родителей. Тогда женщине ввели в матку уже оплодотворенную яйцеклетку. Я не помню, где это было, но если хочешь, могу найти описание процесса, – сказала Алиса серьезно. – Тогда судья заявил, что суррогатная мать не имеет никаких родственных связей с плодом, потому что и сперма, и яйцеклетка были взяты у посторонних людей уже оплодотворенные. И ребенка отдали супругам-донорам. Но в твоем случае обстоятельства, конечно, совсем другие, да и вообще надо быть совершенным идиотом, чтобы связаться с несовершеннолетней девчонкой.

– Да, конечно. Но иногда люди делают ужасные глупости, лишь бы заиметь детей.

– Она будет мне рассказывать! – Алиса села на стул и усмехнулась: – Я два года пила гормональные таблетки, которые, казалось, меня доконают. Я себя чувствовала ужасно, мне казалось, что я прохожу курс химиотерапии, а не принимаю препараты, чтобы зачать ребенка. – Она даже передернула плечами, вспоминая все свои давние ощущения. – Но зато у меня двое прекрасных детей, и я считаю, что овчинка выделки стоит. – Да, что верно, то верно. А вот Робинсоны не получили девочку, которую они называют Жан-Мари, которую никогда не видели и, скорее всего, никогда не увидят.

– Зачем люди идут на такие жертвы, Али? Иногда, особенно если ты не в силах помочь, это просто удивительно. Да, я знаю, твои мальчики – просто замечательные, но... но если бы у тебя не было детей, неужели это было бы так уж страшно?

– Конечно. – Ответ прозвучал очень тихо. – Это было бы ужасно и для меня... и для Брюса. Мы же с самого начала решили создать семью. – Она перекинула ногу через ручку кресла и посмотрела прямо в глаза подруги. – Большинство людей совсем не такие храбрые, как ты, Пилар. – Она сказала это искренне. Ее всегда восхищало отношение этой женщины к жизни, ее прямота и твердость характера.

– Я совсем не храбрая... Что ты такое говоришь?

– Нет, ты очень смелая и решительная, – возразила Алиса. – Вот ты знаешь, что не хочешь иметь детей, и строишь свою жизнь так, как запланировала. А ведь многие сомневаются, считают, что не иметь детей – это неправильно, а в результате, когда все-таки рожают ребенка, начинают его тайно ненавидеть. Ты даже представить себе не можешь, сколько я встречала таких детей! Многие родители сначала заводят детей, а потом понимают, что они им вовсе не нужны. И в результате ребенок обделен любовью, никто им не интересуется.