Эмма улыбнулась.

– Хорошо, но только совсем недолго. – Она расправила юбку и села на скамейку.

Нед опустился рядом с ней.

Где-то рядом гудела пчела. Вверху на ветке пел черный дрозд.

Взгляд Эммы оторвался от доков и переместился на старинную фабрику. Потом скользнул по облупленной, выщербленной стене на дорогу с ошметками конского навоза.

– Зачем вы здесь? – спросила она.

– Я здесь вырос. Это напоминает мне о детстве.

– Суровые места.

– Не для слабонервных, – согласился Нед. – Дети здесь быстро взрослеют.

– Думаю, да.

На какое-то мгновение оба размышляли над сказанным. А потом забыли об этом, поддавшись мирной красоте утра и открывавшейся перед ними панораме.

– Красивый вид, – заметила Эмма, глядя на море поверх доков, в которых сновали рабочие.

Нед повернул к ней голову, недоумевая, не шутит ли она.

– Мужчины, занятые полезным делом, всегда выглядят красиво, – хрипло произнес он.

– Я не думала об этом, – с улыбкой ответила она. – Этот вид напомнил мне картины Каналетто. – Ее глаза снова обратились к старинной фабрике. – От некоторых его работ тоже веет величием старинных руин.

– Не знаю. Я никогда не видел картин Каналетто.

– Думаю, они бы вам понравились.

– Возможно.

Говоря эти слова, Эмма не отрывала глаз от полуразрушенного здания.

– Рухнувшие остатки былого величия. Слева на крыше гнездятся голуби. Мой отец называет их крылатыми крысами.

– В крысе больше мяса.

Она засмеялась, как будто это была шутка. Но Нед не шутил. Он думал о том, сколько раз крысиное мясо означало для него границу между голодом и смертью.

– Когда-нибудь здесь все изменится, – сказал он. – И место рухнувших остатков былого величия займет созданное заново.

– Но тогда из стен уже не смогут расти фиалки.

– Это сорняки.

– Не сорняки, а самые нежные из цветов. Они всегда растут на старых садовых стенах. Я точно знаю. – У нее сделалось такое лицо, как будто она вспомнила о чем-то, и это воспоминание доставляло ей боль и радость одновременно.

Эмма повернулась к Неду. Он смотрел на нее так, будто видел самую суть ее натуры.

– Я запомню это, Эмма де Лайл, – сказал он, не сводя с нее пристального взгляда.

«Мужчина может прожить всю жизнь и не встретить такую женщину, как Эмма де Лайл», – снова шепнул ему внутренний голос.

Они смотрели друг на друга с неприкрытой искренностью. И казалось, весь окружающий мир растаял.

Нед наклонился и поцеловал ее. Прямо посреди этого прекрасного солнечного дня.

Эмма была такой нежной, такой милой. От нее пахло летом и солнцем, а под этим запахом таился аромат женщины.

Он целовал эту прекрасную женщину нежно, чувствуя, как она отвечает на его поцелуй. В нем вспыхивало и разгоралось желание. Его поцелуй становился все крепче, руки обхватили ее, и их тела инстинктивно прильнули друг к другу. Нед сгорал от желания, ощущая близость ее бедер и мягкое прикосновение грудей. Рука Эммы, скользнув к нему под куртку, гладила ткань рубашки на груди в том месте, где билось его сердце.

Но потом ее ладонь уперлась ему в грудь, отстраняя его.

Их губы разомкнулись.

– День в самом разгаре, Нед Стрэтхем! – Щеки Эммы вспыхнули. Ее глаза потемнели от страсти и потрясения. – Нас могут увидеть.

Нед вскинул бровь со шрамом.

Эмма покачала головой, словно укоряла его. Но потом улыбнулась и встала со скамейки.

Он встал вслед за ней.

Послышалось насвистывание, и из-за угла показалась фигура мужчины, катившего по дороге тележку с рыбой. Эрни Бриггинс – один из лучших клиентов «Красного льва».

– Доброе утро, Нед.

Нед кивнул в ответ.

Глаза Эрни с любопытством уставились на Эмму. Он едва сдержал улыбку.