Для пробы он сел на кровать, предоставив Дальтону возвышаться над ним. Проверил ящики тумбочки, но они оказались пусты.
– Ух ты. Похоже, Хартинг на всем экономит, – пошутил он.
Однако Дальтон даже не улыбнулся. Просто стоял и испепелял его взглядом.
– Мы только что познакомились. Отчего у меня такое чувство, будто ты меня уже невзлюбил? – спросил Бладшот.
– Потому что много субчиков вроде тебя повидал, – ответил Дальтон.
«Погибших и оживленных солдат с нанитами вместо крови?» – удивился Бладшот. Пожалуй, здесь и такое было возможно, однако его терпение подходило к концу. Он пришел в себя мертвым, лишенным памяти, и этого для одного дня было вполне достаточно. А что про него думает этот тип… да пусть думает, что хочет. К тому же, Бладшоту казалось, что этакому идиотскому соперничеству в команде лучших из лучших бойцов не место. В конце концов, все они – плотоядные хищники высшего порядка, а игры в «вожака стаи» лучше оставить для детской лиги.
– Это каких же? – спросил Бладшот вслух.
– Которые привыкли на чужом горбу выезжать.
Над этим Бладшот ненадолго задумался.
– Ну, если я на чужом горбу привык выезжать, то как здесь оказался? – с улыбкой спросил он, широким жестом указав на стены комнаты.
Но Дальтон его вопроса словно бы не услышал.
– Закончишь дрыхнуть – мы будем там, внизу, делом заниматься.
– А я даже не знаю, что это за дело, – напомнил ему Бладшот.
Действительно, ему ничего не объяснили и ни в чем его не убедили. Кроме того… слишком уж много разного свалилось на его голову за один день. Сейчас Бладшоту требовалось время, чтоб все это переварить. Чтобы решить, как быть дальше. Становиться чьей-то лабораторной мышью ему ничуть не хотелось, однако он еще не знал, какими располагает возможностями. Если вообще хоть какими-то располагает. Очевидно, Хартинг и его команда им дорожат. С вещами, которыми дорожат, расстаются только ради денег, или уступая грубой силе, а денег у Бладшота не было ни гроша…
– Скоро увидишь, – буркнул Дальтон и вышел из комнаты.
Едва двери сомкнулись за его спиной, Бладшот поник головой, от улыбки на его лице не осталось и следа. До сих пор он еще как-то держался, однако сейчас, оставшись один, осознал: ведь он в самом деле один. Абсолютно, совершенно один. Ни жизни, ни настоящей семьи, ни прошлого, ни воспоминаний, никакого понятия о самом себе, кроме того, что он – результат научного эксперимента…
На душе стало еще тоскливее. Стоило лечь, кровать показалась какой-то пустой. Чего-то (кого-то?) в ней не хватало. И вмятина в спинке будто бы предвещала нечто недоброе, хотя вполне могла появиться чисто случайно. Бладшот чувствовал себя совсем как человек, безуспешно старающийся вспомнить ускользнувшую мысль, вот только мыслью этой была вся его жизнь, ускользнувшая, исчезнувшая без остатка…
Сон его оказался чередой разрозненных образов, мелькавших перед глазами, будто в фильме, смонтированном без всякого порядка. Полная пара ванная комната, смутное отражение чьего-то лица в треснутом зеркале, шум драки, хаоса, боя. Знакомый шум… А вот бойня: увесистые ломти мяса покачиваются на крюках, словно только что кем-то потревоженные. Окровавленные запястья, притянутые к подлокотникам, да не одна пара рук – две: вот мужские руки, вот женские. Мышцы напряжены в борьбе за свободу. Полная утрата самоконтроля, чувство беспомощности, неизвестно чем вызванный страх… вот только, кто б это ни был, боится он не за себя. Язык огня, вспышка дульного пламени, сокрушительный удар угодившей в грудь пули. Жар. Все замедляется, чтобы он смог оценить, что чувствуешь, когда свинец пробивает себе путь сквозь мышцы, кость, внутренние органы…