– Ба! – вяло удивилась она. – Весельчак – балагур. Не нащебетались вчера?

Всмотрелась в его страдающее лицо. Что-то про себя определила.

– Так, понятно! Вижу, здесь подработал Ознобихин. Так вот прошу запомнить, я на отдыхе и никакие утешители мне…

– Вот, – Коломнин выдернул из кармана шорт смятый лист и протянул Ларисе. Она вгляделась в несвязные, отрывистые записи и непонимающе подняла глаза.

– Это веселушки всякие. Я ночью накидал для памяти. Словом, обещаю, буду прямо по темам рассказывать. Все, что захочешь. Ларис, пойдем погуляем, а?

– М-да, – в некоторой растерянности протянула она. – Такое мне еще точно не попадалось.

– Я вообще-то по жизни человек веселый, – заискивающе попытался набить себе цену Коломнин. – С тобой только что-то торможу. Но это, наверное, пройдет. Дня через два-три.

– Еще и стратегическим планированием увлекаетесь, – она с интересом смотрела на странный танец, что исполнял он на песке обожженными ногами, не смея отбежать к воде. – Ладно, разрешаю остудиться и подождать у асфальта. Все равно перезагорала.

Это было странно. Но теперь, когда Коломнин узнал о ней главное, с него как-то сама собой спала вчерашняя одеревенелость. И хоть не заливался соловьем – чего не умел, того не умел, – но стало им легко и свободно, потому что то, что рассказывал один, оказывалось неизменно интересным другому. Вечером отправились они гулять по ночной Поттайе. И Коломнин вдруг разглядел этот город, по которому до того вроде бы и не ходил, – так, шмыгал. А теперь упивался, потому что вся эта сочная экзотика оттеняла Ларису. Они вновь шли мимо бесчисленных барных стоек на душных улицах. Как и вчера, он приветствовал восседающих на табуретах проституток, и те с неизменным радушием махали в ответ, что вызывало веселые, согревающие его душу Ларисины комментарии. Они садились за столик возле ринга для кик-боксинга, на котором молотились, сменяя друг друга, пары боксеров, и Коломнин отмечал, что официант, выслушав Ларисин заказ, выполняет его с особенным удовольствием. Порой он умышленно приотставал, делая вид, что развязался шнурок, и потом нагонял, не сводя глаз с тугих икр. Как-то остановились у лотка с фруктами, и Лариса принялась запоминать экзотические названия, что на ломаном английском выговаривал продавец.

Коломнин же тихонько перешел к цветочнику, у ног которого стояла широкая, словно тазик, корзина с тропическими цветами. Ткнул в нее пальцем. – Ай вонт ту! Хау…как это? Хау матч?

– Ту?! О! Сиксти долларс!

– Сиксти? Это, стало быть? Ван, ту!.. Шестьсот, что ли?!

– Йес, йес! Сиксти!

Коломнин помертвел: ни на что подобное он не рассчитывал. В кармане едва набиралась сотня долларов. Да и, честно говоря, названная сумма превышала всю оставшуюся в отеле наличность.

Но отступать было поздно, – подошедшая Лариса с любопытством прислушивалась к разговору.

– А! Где наша не пропадала?! – Коломнин сорвал с руки «Роллекс», купленный полгода назад с банковской премии: президент банка внушал высшему менеджменту, что часы, наряду с ручкой и галстуком, – лицо банкира. – Вот это стоит девятьсот долларов. Девятьсот, понял?! Отдаю!..Погоди, как девятьсот на твоем поганом языке будет?

Он мог бы не затрудняться. Продавец, затаив дыхание, нетерпеливо тянулся к часам: тайцы давно научились разбираться в дорогих вещах.

– Пойдем отсюда, Сережка! – Лариса подхватила спутника за руку. – Стоит ли тратить сумасшедшие деньги на прихоти?

– Стоит! – упрямо заверил Коломнин. – На тебя – стоит!

Лариса улыбнулась:

– Тогда, раз уж решился, перестань мучиться и дай ему шестьдесят долларов. Уверяю тебя, останется доволен!