Нет, пока шел по галерейкам и коридорчикам – более или менее. Причина проста – особо нечем поживиться. Попутно успел заглянуть в несколько комнатушек, где проживала придворная челядь, чтобы успокоить и заодно напомнить, что война войной, а обед по распорядку, причем аж для полутора сотен, не считая проживающих в самих палатах.

О Микеланджело мои гвардейцы доложили еще на входе в палаты. Местопребывание его мне было известно, и посланные в его комнатушку гвардейцы обнаружили итальянца безмятежно и оглушительно храпевшим. Будить его они не стали, поспешно попятившись обратно в коридорчик – слишком силен был винный дух, стоявший в его спаленке. Не иначе как накануне вновь изрядно нализался, ухитрившись проспать все утренние события. Пожалуй, это его и спасло. Одежда-то на нем была русская, да и дух соответствующий, нашенский.

На всякий случай, но больше из желания оттянуть неизбежную встречу с Мариной, я сам заглянул к нему. Заглянул и умилился увиденному.

На щеках проснувшегося к тому времени и сладко потягивающегося, сидя на кровати, Караваджо действительно гулял яркий румянец. Вот уж поистине влюбленным и пьяным помогает судьба. В который раз крепкий мед выручает веселого фрязина. И ведь при эдаком беспорядочном образе жизни он и на картины время находит. Заглядывал я как-то в его мастерскую – Самсон, которого он писал с меня, уже готов и выглядел отменно. Лицо один к одному, а вот с фигурой он мне явно польстил, могучая сильно. Да и мускулатура – штангист-тяжеловес позавидует, а у меня она гораздо скромнее. Но и его понять можно – с моими подлинными бицепсами девушек на руках носить куда ни шло, а вот раздирать пасть льва навряд ли получится.

– Так всю жизнь проспишь, – ласково заметил я ему.

Караваджо молча отмахнулся и… заговорщическим шепотом предложил по чарочке. Да уж, обрусел дальше некуда. Увы, пришлось его разочаровать, отказавшись и посоветовав выпить одному за… упокой души государя. Микеланджело нахмурился и сурово уставился на меня, подозревая некий подвох. Я обернулся и, подозвав одного из гвардейцев, распорядился:

– Поясни человеку, а то мне некогда… – и двинулся дальше.

А вот гвардеец из пятерки, которую я посылал на розыск царских секретарей, принес гораздо худшие новости. Пьяными Слонский и братья Бучинские не были, потому в отличие от Каравая огребли по полной. Даже с избытком. Один бездыханный, братья пока живы, но Станислав… Судя по проломленной голове, до вечера ему не дотянуть. Ян получше, но тоже плох: три резаные раны, две пулевые, и главное – потерял много крови.

– Разыскать царских лекарей, и немедля к ним. Да еще послать гонца за моей травницей. Мне они нужны живыми, – выпалил я, прикидывая, что розыском архива придется заниматься самостоятельно и получится его найти или нет – неизвестно.

Ну а теперь… Как ни оттягивал, но оставалась одна дорога – к вдове. Шествуя по нарядным комнатам, отделанным для проживания Марины, ее фрейлин и прочей обслуги, прибывших из Речи Посполитой, я только диву давался – ну и накуролесили ребятки. За каких-то десять – двадцать минут, пускай полчаса, но никак не больше, успели привести все в такой свинский вид, что волосы дыбом вставали.

Пол в кровавых пятнах, часть стекол отсутствует, но больше всего пострадали стены. Обтянутые совсем недавно, к предстоящей свадьбе, голубыми шелками с россыпью вышитых на них цветов, а то и золотой парчой либо бархатом, сейчас они представляли весьма удручающее зрелище. Лишь кое-где ближе к потолку то тут, то там с них сиротливо свисал обрывок нарядной материи – очевидно, руки не дотянулись. В основном же все содрано. Мелкие клочки и обрывки тканей валялись на полу, хотя пару раз попадались и покрупнее. Видно, хапали, но, видя дальше еще лучше и краше, а места за пазухой уже нет, они вынимали, выбрасывали и вновь хватали, хватали, хватали…