– Мнится мне, что пришли, – пробормотал обаянник, с любопытством оглядывая площадку-причал. – Хитро тут все устроено, будто гавань потайная. По тайному ходу сюда выходят, в лодку грузятся, а потом на цепях вниз спускаются. Там отцепляются – и из пещеры наружу, к реке. Хитро́.
– Хитро́, да бестолково. Нам без надобности, – пробормотал Радята дрожащими губами и вытер вспотевшие ладони о штаны. – Дальше идти надо, а не на лодки глазеть.
Спорить никто не стал, взялись покрепче за оружие – и шагнули в проем. Осторожно двинулись вперед по проходу, похожему на улиткин панцирь: он плавно раскручивался, становясь все шире и ведя неведомо куда. Но сердце Радяты чуяло, что выйдут они куда надо, – и не ошиблось. Вышли они в огромное подземное хранилище, сплошь заставленное сундуками, ящиками и бочками.
– Подпол, не иначе, – прошептал Радята.
– Подпол, но чего? – пробормотал Витослав, доставая из сумки на поясе одну из своих свистулек. – Ладно, сейчас узнаем.
С этими словами он поднес инструмент к губам и издал череду коротких и немелодичных звуков, больше всего напоминающих писк. Тут же зашуршало, тихонько зашелестело вокруг и со всех сторон к троице моряков стали подбегать мыши и крысы разных размеров. Они не обращали внимания друг на друга, стремясь прямо к обаяннику, и, когда их набралось дюжины с три, свистулька Витослава снова запищала.
– Фу-ты ну-ты, – пробормотал Радята, шагнув в сторону. – Сколько ж тут гадов.
Будучи кашеваром, он крыс и мышей, вестимо, недолюбливал, но, как моряк, к ним привык. Другое дело, что немало уже времени прошло, когда он видел столько хвостатых нахлебников в одном месте, – «Соколик» грызунов не привечал, и в трюмах волшебного корабля их было не сыскать, даже если бы захотеть.
Присевший на корточки Витослав, похоже, был единственным, кого появление голохвостых вредителей обрадовало. Он все пищал и пищал собравшимся перед ним в полукруг зверькам, а те вставали на задние лапки, водили носами и качались вперед-назад, слушали. Когда же обаянник закончил, грызуны принялись отвечать, причем не все разом, а по очереди, словно каждый ждал, когда ему разрешат слово молвить.
Это требовало времени, и Ждан от нечего делать пошел открывать сундуки и заглядывать внутрь.
– Товары разные, – доложил он, вернувшись. – Ковры восточные, узорчатые светильники, одежка шелковая… много всего. Как на рынке. Вино, кстати, есть. Захватим?
– О чем голова твоя только ду… – начал было Радята, но его перебили.
– Наверху – дворец, – объявил Витослав, поднимаясь. – Надо думать, большой да богатый. Еды вдосталь, но есть опасная волшба, поэтому мыши и крысы отваживаются выходить наверх только ночью. Говорят, есть сад с птицами, вода… и что-то непонятное еще про статуи… Дальше, за дворцом, за примыкающей стеной, имеется небольшое хозяйство. Там скотину и птицу держат.
– А наши-то? Наши-то где? – не выдержал кашевар, тиская древко палицы.
– Во дворце, наверху, – твердо произнес обаянник. – Вот эта крыса, без уха, видите? Она у них тут самая отчаянная, днем наружу выбирается. Так вот она их видела. Если я правильно понял, все – в одном помещении, туда нам и надо.
– Куда идти-то? – Ждан указал на три двери впереди.
– Направо, – решительно произнес Витослав и в последний раз коротко пискнул в свистульку: – Бегите, друзья. Спасибо за помощь.
Грызуны мигом прыснули в разные стороны, и только крыса без уха осталась стоять на задних лапках перед обаянником.
– А она чего? – не понял Радята.
– Она нас проводит.
Голос Товита приближался, отражался эхом от стен. Но теперь Садко был ученым: то и дело щипал себя, сильно да с подвывертом, чтобы не поддаться чарам, не поверить в то, что хозяин дворца лишь добра всем желает. Наверняка злодей источал вокруг себя какую-то причудливую волшбу, что голову кружила и заставляла всех вокруг повиноваться. Помогут ли щипки, капитан не знал, но на всякий случай…