Не такой уж это архисложный прогноз, чтобы его не могли выстроить в 1918 году.

У советского правительства было еще одно «обременение» – оно, как народная власть, не могло позволить себе сорваться в массовый террор. Во всех правительственных документах того времени (естественно, не пропагандистских, а реальных) видно, что власть пыталась, по возможности, не допустить насилия над трудящимися. Естественно, сделать это на сто процентов было абсолютно невозможно – но представляете, что бы началось, если бы центр не сдерживал[61] местную инициативу?

Задачи эти в полном объеме решения не имели. Можно было попытаться решить их в некоем очень грубом, нулевом приближении – но и для этого большевики должны были извернуться каким-то совершенно уже невероятным образом, придумать что-то экстраординарное.

Они не посрамили честь красного флага, придумали… Им удалось-таки создать механизм – остроумный и достаточно эффективный. Он состоял из трех составляющих: Наркомпрод, Продармия и комбеды.

Главный наркомат

Товарищи крестьяне! Ссыпка хлеба прекратилась. Причины установлены. Вы сознательно не хотите давать хлеба. Мы вас спрашиваем: «Кому вы отказываете в этом необходимом куске хлеба?» Вашим же братьям-крестьянам голодных губерний, тем, которые в силу исторических условий очутились на плохой почве… Затем вы отказываете рабочим, которые работают на фабриках и заводах и которые, в силу существенных социальных условий, вышедши из ваших же деревень… Они мрут в мучительной голодной агонии в Москве и Петрограде, из очереди выносят мертвых и каждое утро в комнатах квартир находят не по одному умершему от голода. Вот кому вы отказываете, запрятав свой хлеб в амбарах.

Из обращения Сердобского уездного исполкома Самарской губернии к крестьянам

…Приехав в начале июня в Царицын, Сталин очень быстро наложил руку на все, что происходило в городе: на дела железнодорожные, советские, военные. По поводу чего много и постоянно говорится о его властолюбии и о недопустимом превышении полномочий. Ничего подобного: он, как руководитель продовольственного дела на юге России, какие бы распоряжения ни отдавал, все равно из рамок бы не вышел. Ибо имел право на все.

За месяц до того, когда казалось, что Гражданская война уже закончилась или вот-вот закончится, и главной задачей советской власти является дотянуть до очередного урожая, нарком продовольствия Цюрупа сделал доклад на заседании Совнаркома и в заключение попросил чрезвычайных полномочий. Через пять дней, 13 мая, он получил то, что просил. Отмеченный этим числом декрет так и назывался: «О предоставлении Народному комиссариату продовольствия чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими».

В декрете говорилось:

«Гибельный процесс развала продовольственного дела страны, тяжкое наследие четырехлетней войны, продолжает все более расширяться и обостряться. В то время как потребляющие губернии голодают, в производящих губерниях в настоящий момент имеются по-прежнему большие запасы даже не обмолоченного еще хлеба урожаев 1916 и 1917 годов. Хлеб этот находится в руках деревенских кулаков и богатеев, в руках деревенской буржуазии. Сытая и обеспеченная, скопившая огромные суммы денег, вырученных за годы войны, деревенская буржуазия остается упорно глухой и безучастной к стонам голодающих рабочих и крестьянской бедноты, не вывозит хлеба к ссыпным пунктам в расчете принудить государство к новому и новому повышению хлебных цен и продает в то же время хлеб у себя на месте по баснословным ценам хлебным спекулянтам-мешочникам.