Кили все еще держал в руке палаш, но теперь раздраженно отправил его в ножны.

– Мне не нужны ваши лекции о рыцарстве и благородстве. Ваша задача – обучать солдат военному делу. И не давать моим негодникам дезертировать. Если, конечно, вы это можете.

– Могу, милорд, – пообещал Шарп. – Могу.

Держать слово он отправился после полудня.

Шарп шел на юг от Сан-Исидро вдоль гряды холмов, понижавшейся по мере приближения к главной пограничной дороге. Там, где гряда перешла во всхолмленную равнину, приютилась деревушка с узкими петляющими улочками, садами за каменными стенами и домишками с низкими крышами. Эти лачуги жались друг к другу на склоне, поднимавшемся от быстрой речки к скальному выступу с деревенской церковью на нем, увенчанной гнездом аиста. Деревня называлась Фуэнтес-де-Оньоро – она-то и вызвала недавно ярость Лу – и находилась всего лишь в двух милях от города Вилар-Формозу, где стоял штаб Веллингтона. Именно эта близость и беспокоила Шарпа, опасавшегося, что его подвергнет допросу какой-нибудь пытливый штабной офицер. Но в Фуэнтес-де-Оньоро британские войска были представлены небольшим подразделением 60-го стрелкового полка, устроившимся к северу от деревни и не заметившим Шарпа. На восточном берегу реки нашлось место для нескольких домишек с огороженными садами и маленькой часовни. Добраться к ним из большой деревни можно было через мелководье вблизи переправы, по каменным плитам, положенным на валуны, где поил коней кавалерийский патруль КНЛ, Королевского немецкого легиона. Немцы предупредили Шарпа, что никаких союзных войск на дальнем берегу нет.

– Только французы, – сказал капитан, а затем, установив личность Шарпа, угостил стрелка бренди из фляжки.

Два капитана обменялись новостями о Лассау, друге Шарпа из КНЛ, после чего немец отвел своих людей от реки к длинной прямой дороге, которая тянулась к Сьюдад-Родриго.

– Поищу неприятностей, – крикнул он через плечо, когда уже сел в седло, – и с Божьей помощью найду!

Шарп повернул в другую сторону и прошел по деревенской улице к постоялому двору, где подавали неплохое красное вино. Заведение мало походило на настоящий постоялый двор, но и Фуэнтес-де-Оньоро не была образцовой деревней. Расположенная у самой границы, она подверглась разграблению французами, когда те шли в Португалию, а потом была выметена начисто еще раз, когда французы отступали, поэтому местные жители относились к любым войскам с вполне оправданным подозрением. Прихватив кожаную бутыль с вином, Шарп вышел из сумрачного помещения в небольшой огород и сел под обломанной виноградной лозой. Рана вроде никак не повлияла на растение, бодро пускавшее новые побеги и ярко-зеленые листья. Там Шарп и задремал, утомленный дорогой настолько, что даже не смог поднять бутыль.

– Французы пытались срубить лозу, – произнес по-испански голос у него за спиной. – Они всё норовили порушить. Мерзавцы!

Незнакомец рыгнул так мощно и громко, что разбудил спавшего на дальней стене кота. Шарп обернулся и увидел великана – в грязных коричневых рейтузах, запачканной кровью холщовой рубашке, зеленом мундире французского драгуна, не сумевшем вместить слишком большую тушу нового владельца и лопнувшем по швам, и черном кожаном переднике, жестком от засохшей крови. И от самого незнакомца, и от его одежды несло прокисшей едой и гнилью. На поясе у него висела старомодная сабля без ножен, с широким, как у алебарды, темным, тупым и грязным клинком, кавалерийский пистолет, маленький нож с костяной рукояткой и непривычно изогнутым лезвием и деревянный свисток.