– Рада слышать, – одобрила ее настрой миссис Лиланд. – Я на тебя надеюсь. О, а вот и твой отец.
Элеонора увидела отца, который прогуливался мимо лошадей и трепал их гривы. Она широко улыбнулась. То, что отец приехал за ней, многое значило для нее. «Может быть, – подумала Элеонора, – мама была права! Теперь, когда мы узнали о его проблемах, ему станет лучше».
Элеонора подбежала к доктору Уолкеру.
– Привет, малышка. Занятие прошло хорошо?
– О да! Знаешь, что мне сказала миссис Лиланд? – Элеонора чуть понизила голос. – Я буду принимать участие в соревнованиях.
– Это замечательно!
– Да, мне придется потрудиться, чтобы получить голубую ленту. Даже две. Одну для меня, а вторую для Ворона.
– Я так горжусь тобой, – отец прикоснулся к ее подбородку. – Ты и впрямь уже взрослая.
Она отвернулась, краснея.
– Ты не поздоровался с Вороном.
– Он будет мне рад, я принес ему особое угощение.
Доктор Уолкер вытащил блестящее яблоко и протянул черному коню. Элеонора перехватила его руку.
– Пап! Это не Ворон.
– Ох, извини…
– Ты же знаешь, это было нашей семейной шуткой, помнишь? Что его зовут Ворон, но он пегий и с белой гривой!
– Правда… конечно, я помню.
Доктор Уолкер повернулся к Ворону, стоящему напротив, но в голову Элеоноры закрались подозрения. Ее отец был уже знаком с Вороном. А эту шутку о его окрасе повторяли дома так же часто, как и шутку о том, что Брендан питался одним рисом и соевым соусом еще с пеленок. А теперь выражение лица ее отца…
Было странным.
Лицо казалось оплывшим. Словно оно было вылеплено из воска и несколько часов простояло у раскаленной духовки.
Элеонора отступила на несколько шагов, в то время как Ворон учуял яблоко, а затем столкнул его носом с ладони. Яблоко упало на землю, подняв облачко пыли.
– Кажется, Ворон не любит яблоки…
– Пап? Что с тобой не так? Почему ты выглядишь таким… странным…
– Странным? – доктор Уолкер повернулся к ней. – Ты думаешь, что я веду себя странно?
Элеонора быстро оглянулась. Миссис Лиланд уже ушла из конюшни. Дверь с одной стороны стойла была заперта. Когда Элеонора повернулась к отцу, он в это время закрывал вторую дверь. Она поняла, что оказалась в ловушке. Затем он стал неторопливо приближаться к ней.
– Элеонора, слушай меня внимательно, – начал доктор Уолкер.
Она в ужасе отступила. Обычно в конюшне запирались не все двери. Внутри было темно, тусклый свет проникал сквозь щели дощатых стен.
Лошади заржали и беспокойно стали подниматься на задние ноги – ИХХХЕХЕХЕХЕ!
– Папочка! Что случилось? Перестань…
– Послушай меня. Или лучше, – тут он тихо рассмеялся неприятным, булькающим смехом, – посмотри.
Доктор Уолкер вцепился ногтями в свой подбородок. Элеонора не могла оторвать глаз от происходящего. Даже в тусклом освещении она отчетливо видела, как кожа сморщивается вокруг его пальцев, а затем доктор Уолкер с треском оторвал свой подбородок, под которым виднелось что-то темное.
– Папа!
Доктор Уолкер продолжал срывать ногтями свои щеки, сжал пальцы, и кожа тут же рассыпалась словно труха. Затем он схватил свой нос, который так же легко оторвался. Затем он оторвал ухо… скальп – так он снял все лицо словно маску из дешевой глины для детского творчества.
И теперь… она смогла увидеть настоящее лицо.
Элеонора закричала, лошади заржали.
Прямо перед ней стоял Денвер Кристофф и сверлил ее своими желтоватыми глазами на багровом изуродованном шрамами лице.
Элеонора упала на колени и почувствовала, как в кожу впиваются острые стебли сена.
– Пожалуйста, не убивай меня.
– Убивать тебя? – переспросил ее Денвер Кристофф. – После всего, через что ты прошла… ты все еще боишься смерти? Поверь мне. Это не самое худшее, что может случиться.