– Нужно больше гулять, – повысил голос Глеб.

Я натянуто улыбнулась и подошла к остановке, где уже собралось человек семь. Троллейбус, царапая ванильное небо, медленно двигался по кольцу, будто так же, как и все пассажиры, постепенно пробуждаясь ото сна.

– Вот и мой троллейбус, – развела руками я, немного переусердствовав с веселостью в голосе.

– Хорошего дня, – сказал мне Глеб, а я, заходя в троллейбус, только коротко обернулась к нему и кивнула, принимая пожелание.

Усевшись возле окна, я не посмотрела на Глеба, который все еще стоял на остановке, сжимая в руках портфель. Только когда троллейбус тронулся, Глеб медленно двинулся в сторону метро, оторвав долгий взгляд от удаляющегося троллейбуса.

Я совсем не разбиралась в грибах, более того – я не любила их, но походы в лес осенью были скорее данью уже сложившейся традиции, нежели временной прихотью.

В лесу густо пахло влажной землей и сухими листьями, хотя земля еще не была укрыта тем оранжево-красным ковром, какой будет в начале октября. Лес дышал, распахнув широкие макушки сосен и елей, березы позванивали бусами уже желтеющих листьев, а ветер обнимал влажные стволы, по которым то тут, то там бегали маленькие паучки.

В лесу никогда не бывает тишины: все в нем живет, движется, стрекочет. Здесь не ветер хозяин пространства, а дух, что едва касается лица и волос. Лес обнимает, укрывает, погружает в пучину дурманящего аромата хвои и земли – самого родного для русского человека аромата.

Мы вышли из дедушкиного дома ранним утром, когда солнце, медленно поднимаясь над верхушками высоких сосен, своими вездесущими холодными языками проникало в каждую щель между раскидистыми ветвями, отбрасывая белесые тени на землю. Казалось, лес погружен в туман, кустарники покрыты инеем, а деревья своими махровыми лапами держат сгустки искрящегося серебра. Но это обман. Воздух был чист, свеж и прозрачен, а туманом были озорники-лучи, резвящиеся в лесу как непослушные дети.

Под резиновыми сапогами похрустывали веточки, слева и справа то и дело щебетали лесные птицы, перелетая с ветки на ветку и шурша засыхающей листвой. Где-то стучал дятел, отбивая ритм осеннего утра, а где-то, за сорок километров отсюда, трещали клавиатуры компьютеров, за которыми сидели вынужденные выйти на работу в субботу сотрудники «Вестиндаст-Ком». Одним из таких сотрудников была Альбина.

Накануне, в пятницу, вышел приказ и был представлен перечень сотрудников, которым требовалось в обязательном порядке выйти на следующий день на работу. К своему безграничному восторгу, в списке свою фамилию я не обнаружила. Таким образом, я в тот день ходила по лесу в компании родителей, деда и брата, а не сидела в стеклянном офисе за монитором компьютера. Этти вместе с родителями и сестрой на несколько дней улетела в Халльштатт, так что в кафе Lilla rosso меня никто не ждал.

В грибах я не разбиралась, поэтому, в отличие от деда и родителей, которые ходили чуть в стороне и заглядывали под каждый куст, и брата, который не отставал от деда ни на шаг и серьезно и заинтересованно слушал все, что тот рассказывал ему о грибах, я просто совершала утренний променад, позволив себе побыть в одиночестве и предаться своим мыслям.

В тот день привкус счастья был особенно ярок на моих губах. Моя игра, которая с каждым днем все больше увлекала меня, накануне приняла неожиданный для меня и необыкновенно приятный поворот.

По окончании рабочего дня, оставив Альбину разбирать стопку документов, я, как обычно, наспех переобувшись и набросив на плечи пальто, вышла из отдела и направилась к лифтам. Нажав кнопку, в ожидании лифта я застегнула пальто и затянула поясок. Лифт скоро приехал, и я, зайдя в кабину, сразу же нажала на кнопку первого этажа. В этот момент дверь, ведущая в коридор, щелкнула, и через мгновение в проеме между закрывающимися створками лифта я увидела его. По всей вероятности, от неожиданности глаза мои слишком откровенно впились в него, потому как на его широком лице мелькнула улыбка. Он нажал кнопку вызова, и лифт, не успев сомкнуть своих створок, мгновенно распахнул их. Я посторонилась, пропуская его в кабину. Помедлив, створки сомкнулись, и мы стали спускаться на первый этаж.