У меня два пути: прятаться в спальне, пока он сам не поймёт, что прощения не будет, или указать чётко на дверь, раз не догадался с ходу, что ему рядом со мной больше делать нечего.

Накинув халат на пижаму и собравшись с мыслями, я выхожу из спальни и направляюсь на кухню. Анатолий стоит у плиты, с красным лицом, и смотрит на меня глазами побитой собаки.

– Рай… – тянет он.

Но я прохожу мимо, демонстративно выкидываю сожжённую яичницу в ведро и туда же отправляю испорченную сковороду.

Куплю новую… чёрт с этой.

Безрукий Толя… даже яйца пожарить себе не в силах.

Конечно, привык, что и куриные, и его собственные кто-то жарит, а не он сам.

– Давай выпьем по кофе и всё обсудим, – говорит он с натянутой улыбкой, которая не может скрыть его напряжение.

– Обсуждать нечего, – отвечаю я, стараясь говорить спокойно, хотя внутри меня всё клокочет. – Я не понимаю, что ты тут делаешь. Чемодан я тебе уже собрала, так что, пожалуйста, освободи жилплощадь.

Анатолий, не ожидая такого поворота, с недоумением смотрит на меня.

– Рая, подожди, – начинает он, но я перебиваю его.

– Нет, Анатолий. Я уже всё решила. Пора заканчивать эту историю.

Он делает шаг ко мне, и я вижу, как его лицо искажается от раздражения и паники одновременно.

Думал, может делать всё, что заблагорассудится, и я закрою на это глаза? Нет!

– Ты не можешь просто так выгнать меня! Мы же семья! У нас ребёнок будет!

– Как плохо, что ты вчера об этом забыл.

– Ну я раз всего, Рай. Сам не знаю, как вышло. Эта девица…

– Проститутка.

Он отмахивается.

– Она сама на меня прыгнула.

– И у тебя сразу упали штаны? Поэтому заскочила она прямиком на член? Что ты мелешь, милый?

– Это разовое приключение, случайное, а ты жена. Ты семья.

– Семья? – смеюсь я, но смех выходит безрадостным. – Семья, на которую плевать?

– Ну ошибся я, с кем не бывает, – говорит он, его голос становится тише. – Я был слаб. Дай мне шанс всё исправить. Тебе ж нельзя было, я разозлился…

– И решил доказать, что ты мужик? – отмахиваюсь. – Иди чемодан забирай и съезжай, Толь. Пожалуйста. Уберись подальше и меня не трогай, и точно докажешь, что ты мужик и за последствия действий своих можешь отвечать.

Но он меня не слышит.

– Рая, я люблю тебя, – говорит он, и я понимаю, что это просто слова. Пустой звук, который ничего для него не значит. – Неужели ты всё перечеркнёшь?

– Любовь? – переспрашиваю, не веря своим ушам. – Ты называешь это любовью?

– Пожалуйста, – говорит он, делая шаг ближе. – Я могу изменить всё ради нас.

– Ты уже всё изменил, Анатолий. И я не собираюсь оставлять это без последствий.

Орлов смотрит на меня пару секунд, потом выражение его лица меняется. Он злится, что меня не переубедить. Ни ласковым тоном, ни извинениями, ни уверениями в любви.

И закономерно раздражается.

Наставляет на меня палец и чётко грозно говорит.

– Ты скоро пожалеешь.

– Нет, не пожалею.

– Пожалеешь, пожалеешь. Останешься одна с ребёнком и пожалеешь.

– Да не пожалею, – пожимаю плечами. – Жаль, что только малыш от тебя, папочка-то с гнильцой у него. Он тебе вообще нужен?

Толя тихо свирепеет.

Ещё бы! Жена сопротивляется. В желудке пусто. Из дома выгоняют.

– Нужен! Нужен! И если ты намерена разводиться, так и знай, что ничего я тебе не оставлю. И ребёнка заберу, когда родиться. Будешь мне на него алименты платить! Поняла, Раечка?

Сложив руки на груди и упираясь бедром в столешницу смотрю на Орлова и думаю, почему я раньше не замечала, какой он подлый? Неужели притворялся? Нет, ну он бывало говорил о ком-то издевательским тоном, подкалывал зло, но меня это не касалось. Брюзжать Толя тоже любит, на мозг капает, зануда словом. Но я всё списывала на особенности характера. А теперь вот думаю, что он из тех мужиков, которые по суду даже надкушенное на первом свидании яблоко пытаются компенсировать.