Чувствуя себя совершенно больной, я вышла на следующей остановке. Шагая домой, я пыталась найти смысл увиденного. Как давно это продолжается? Что такого сделала маман, чем она это заслужила? Или она чего-то не сделала? Я перелистывала страницы своей памяти. Как-то вечером маман сказала, что папа́ предпочитает ужинать вне дома. Она имела в виду именно это?

В прихожей я бросила сумку с книгами и громко позвала Реми. Он читал «О мышах и людях».

– Стейнбек подождет! – заявила я ему.

Мы спрятались в нашем тайном местечке, подальше от родителей, подальше от всего мира, под моей кроватью, куда даже свет не проникал. Реми, а за ним и я растянулись на паркете. Было приятно вернуться в детство, скрыться в том последнем месте, где нас стали бы искать.

Почти задыхаясь, я выпалила:

– Папа́ был с женщиной! Не с маман!

– А чему ты удивляешься?

Беспечность брата поразила меня так же сильно, как картина – папа́ рядом с девкой.

– Ты знал? И почему не сказал?

– Мы вовсе не обязаны выкладывать друг другу все подряд.

И с каких это пор?..

– У важных мужчин всегда есть любовницы, – продолжил Реми. – Это знак статуса, вроде золотых часов.

Неужели Реми действительно в это верил? А Поль? Мне роман папа́ казался предательством, и не только по отношению к маман, но и по отношению ко всей нашей семье. Как мог Реми не понимать этого? Я посмотрела на него, но не смогла разгадать, что написано на его лице. Я не знала, что он думает. Не знала, что думать мне. Я схватилась пальцами за пружины матраса.

– Битси говорит, что часть взросления – это осознание того, что у твоих родителей есть собственная жизнь и собственные желания, – сказал Реми.

Битси говорит.

Я вспомнила другой случай, когда мы с Реми не поняли друг друга.

В то лето, когда нам исполнилось по девять лет, брат из-за воспаления легких слег в постель, и маман оклеивала его грудь горчичниками, чтобы облегчить кашель. Я сидела с ним – читала ему вслух или просто смотрела, как он дремлет, и так было каждый день, кроме воскресенья, когда мы с маман отправлялись на мессу с дядей Лионелем и тетей Каро. Мне нравился дядя Лионель, потому что он всегда говорил, что ему хотелось бы иметь дочку вроде меня. Это заставляло тетю Каро хныкать, а маман твердила ей, что вскоре Господь благословит их младенцем. Но маман, которая утверждала, что она всегда права, на этот раз, как выяснилось позже, оказалась права лишь наполовину.

Когда мой дядя перестал посещать мессу, тетя Каро весьма многословно объясняла, что он подхватил грипп или ему понадобилось встретить клиента в Кале, и никому в голову не приходило, что дело здесь нечисто. Когда мы в последний раз все вместе выходили из церкви, маман даже сказала:

– Я рада, что мы только в женской компании.

Я ушла вперед, мечтая уже о десерте.

– Хорошо, что ты этим довольна, – заметила тетя Каро. – Потому что у меня есть кое-какие новости…

В ее голосе послышалось такое раздражение, что я остановилась. Я не стала оглядываться. Я не хотела, чтобы маман обвинила меня в подслушивании.

– Лионель очень отдалился от меня, – продолжила тетя Каро.

– Отдалился?

– Я заподозрила, что у него появился кто-то еще. И когда я спросила, он признался, что у него есть любовница.

– Это обычное дело в нашем мире, – сказала маман. – Меня удивляет лишь то, что он честно в том признался.

Она произнесла это с такой горечью, что я обернулась. Но никто не заметил.

– Ему пришлось… – Глаза тети Каро наполнились слезами. – Он ее обрюхатил. И я подала на развод.

– Развод… – Маман побледнела. – И что мы скажем людям?