Психологизм Достоевского (как индивидуальный метод), имевший свои специфические черты, как раз и возводил в принцип «бесконечность» человека, а значит, и неабсолютную его познаваемость. Вместе с Л.Н. Толстым Достоевский по-новому расставляет акценты в литературе: писателей теперь интересует не столько характер, сколько личность, общечеловеческая природа индивидуальности. В отличие от Л.Н. Толстого, которого занимало развитие и взаимосвязь душевных процессов, Достоевский проникает в тайны подсознания, вскрывая то, чего человек о себе не знает или не хочет знать. Однако оба психолога-романиста представляли принципиально незавершенного, становящегося человека. И это рассматривалось не столько в качестве залога спасения, совершенствования персонажа, сколько в качестве неотъемлемого свойства личности. Обладая помимо сознания самосознанием, человек в своем развитии должен переходить от самопознания к самоотношению, а затем к саморегулированию. Именно движение от осознания своего места в мире и оценки себя к контролю и моделированию собственной индивидуальности и характеризует зрелую личность, или «второй способ существования» человека в трактовке С.Л. Рубинштейна.

Психологическое письмо Достоевского, включая все три взаимопроникающие формы (комментарий автора, внешнее и внутреннее изображение), особенно богато на способы, на художественные средства передачи состояний персонажей. Используя говорящие имена, монологи, диалоги, пейзаж, портрет, жесты, мимику, сны, детали, он дополняет их антитезой и системой двойничества, особенностями речи персонажей и строем самого повествования. Однако необходимо заметить: Достоевского интересует человек, его переживания как таковые, их источник и проявление. Именно поэтому он мало внимания уделяет описанию среды, внешности персонажей, зато много – беседам и исповедям, стремясь поскорее подвести читателя к потоку мыслей и борьбе чувств своего героя.

Достоевский чрезвычайно внимательно изучал тайны духовной жизни человека, и источником психологических знаний для него стала собственная личность. Достоевский «пишет о себе, для себя и от себя», – замечает А.В. Луначарский [4, с. 205], и эта характеристика ни к кому не применима так, как к Достоевскому. Невероятно многогранная и одаренная личность, писатель в себе самом мог черпать вопросы, проблемы и идеи для произведений. К этому следует добавить богатый жизненный опыт автора (особенно опыт трагических ситуаций) и судьбу, кидавшую его от вершины к низине, и наоборот. Ранний литературный успех и череда провалов, пренебрежение, каторга и новое литературное признание, смерть ребенка и триумф пушкинской речи. Даже при таком перечислении очевидно, что «полюсность» бытия любого человека в жизни Достоевского приобретает особую остроту и рельефность. «Полюса» получают форму гиперболизированных крайностей, и та сила, с которой они проявляются, вполне объясняет существование на пределе возможностей, сверх сил, на грани нервного срыва – то, что сам писатель точно определил как «надрыв» (именно в этом состоянии пребывают и герои художника).

Можно предположить, что подобные потрясения «пробудили» в Достоевском «священную», по представлениям древних, болезнь – эпилепсию. Однако при разговоре о гениальности и болезни писателя невозможно сказать, что стало причиной, что следствием, и в то же время очевидно, что именно эпилепсия открыла те знаменитые «две бездны», которые способны были созерцать братья Карамазовы. Бездна «над нами»,