И с этими словами нахлынули воспоминания – словно прорвалась плотина, выпуская бурлящий, пенистый поток ужаса.

…бег вверх по лестнице…

…угроза изнасилования и отчисления…

…струи горячей крови, текущие сквозь ее оледеневшие от страха пальцы…

…обезглавленное тело…

…громадная тень, возникающая в дыму…

…сокрушающая кости тяжесть, придавившая грудь…

…клыки и яд…

…немыслимое насилие…

…после чего сплошной мрак.

Внутри крепло, набухая, одно последнее воспоминание, прогоняя прочь все остальное. Тысячи криков и воплей заполнили голову Никс, ее тело – и наконец, не в силах сдерживаться у нее внутри, вырвались наружу через горло. Мир внутри нее снова содрогнулся, становясь все более жестоким. И тем не менее за всем этим девушка ощущала абсолютную тишину без конца и края. Она внутренне съежилась, спасаясь от ее необъятности и неизбежности.

Но тут ей на горящий в лихорадке лоб легла холодная ладонь. Мягкий голос шепнул на ухо:

– Дитя мое, успокойся! Тебе больше ничего не угрожает.

Никс с трудом вернулась в собственное тело, не столько подчиняясь словам настоятельницы, сколько споря с ними.

– Нет… – прохрипела она.

Даже этот слабый протест полностью лишил ее сил. Девушка тяжело вздохнула, втягивая едкий запах настоек, травяных отваров, увядших стеблей высохшей травы. И все же мучительно-болезненный свет не угасал.

Никс попробовала поднять руку, затем другую – однако ее по-прежнему крепко удерживали за запястья. Зажмурившись, она повернула голову в сторону, но ослепительное сияние разливалось повсюду. Укрыться от него было невозможно.

– Развяжите ее, – приказала Гайл.

– Но, если у нее опять начнутся судороги, она поранится… – начал было возражать какой-то мужчина.

– Теперь мы должны помочь ей пробудиться, физик Ойрик, иначе она, возможно, никогда не очнется. Боюсь, она еще слишком слаба. Девочка проспала почти целый оборот луны. Если она снова провалится в этот отравленный сон, то больше никогда из него не вырвется.

Никс ощутила рывок, затем еще один, и ее запястья освободились. Она подняла свои трясущиеся руки, защищаясь от яркого света. Слова настоятельницы сдавили ей грудь. «Целый оборот луны». Как такое могло быть? Девушка до сих пор чувствовала огромное давление чудовищных когтей, острые клыки, впивающиеся в ее плоть. Она была уверена в том, что с момента нападения прошло не больше одного колокола. Но, если Гайл говорит правду, уже почти закончилось лето.

Поднеся руки к лицу, Никс нащупала повязку, закрывающую глаза. Она потрогала ткань, и кто-то снова ухватил ее за руки.

– Не надо, дитя мое! – предупредил ее школьный физик.

У Никс не было сил сопротивляться. Впрочем, она и не пыталась. К этому времени темнота уже начинала потихоньку объедать по краям ослепительное сияние. Девушка приветствовала ее возвращение, ее знакомые, привычные ощущения. Она уронила руки на кровать, внезапно чувствуя бесконечную усталость, каменным ступором придавившую ей кости.

– Нет! – резко произнесла Гайл. – Подними голову! Быстро!

Никс почувствовала, как чья-то ладонь подхватила ее под затылок и оторвала голову от подушки. Чьи-то пальцы сняли повязку с глаз. Хотя действовали они осторожно, ее голова безжизненно моталась из стороны в сторону при каждом обороте ткани. От этого ей стало не по себе. А тем временем темнота все туже сжималась вокруг свечения в центре.

– Кажется, я предупреждал, что лучше оставить ей глаза завязанными, – пробормотал физик Ойрик. – Чтобы ей было проще.

– Предосторожность, порожденная надеждой, – ответила Гайл. – Однако сейчас подобная предосторожность сопряжена с чересчур большим риском. Девочка даже теперь готова вот-вот провалиться обратно в забытье. Мы должны сделать все возможное, чтобы это предотвратить.