Заперев входную дверь на все замки и цепочки, женщина торопливо переходит к двери из матового стекла. Она в длинном синем платье, простом и старомодном, похожем на рясу, с закрытым воротом и двумя большими карманами. На шее у нее серебряная цепочка, а на цепочке – меч, несколько другого образца, чем тот, что на Закери, тоньше и короче, но, в общем, почти такой же.

– Прошу, – говорит она, распахивая матовую дверь.

Надо мне притворяться, что я здесь бывал, или нет? Вот о чем следовало спросить Дориана. Закери догадывается, что ответ был бы “да”, учитывая, что он должен убедить провожатую, что он знает, как пройти к выходу, но тогда следует не озираться с любопытством по сторонам, а это трудно.

Холл, с высоким потолком и белыми стенами, от передней до лестницы в глубине ярко освещен шеренгой хрустальных люстр. Лестница покрыта темно-синим ковром, который ниспадает, как водопад, а неравномерное освещение делает его на вид еще более текучим.

Но на что Закери просто не в силах не пялиться, так это на дверные ручки, висящие по обеим сторонам холла.

На белых лентах подвешены на разной высоте дверные ручки из меди, дверные ручки из хрусталя, дверные ручки резной слоновой кости. Некоторые проржавели до такой степени, что даже ленты, на которых они висят, в пятнах. Другие покрыты серо-зеленой патиной. Частью они висят так высоко, что приходится задрать голову, частью – едва не касаясь пола. Некоторые разбиты. Некоторые со щитками, другие без, только шарик или рукоятка. Но все разлучены со своими дверями.

У каждой дверной ручки имеется этикетка, прямоугольник бумаги на бечевке, напоминающий, на взгляд Закери, те, что привязывают в морге к большим пальцам покойников. Он замедляет шаг, чтобы разглядеть их получше. Угадываются названия городов и цифры – возможно, градусы широты и долготы. Внизу каждой подписи – дата.

Они идут к лестнице, своим продвижением тревожа воздух вокруг лент, что заставляет ручки легонько покачиваться, ударяясь о соседние со скорбным глухим звоном. Их там сотни, если не тысячи.

Закери и сопровождающая молча поднимаются по лестнице-водопаду. Дверные ручки эхом волнуются позади.

На полдороге лестница разделяется полукружьями надвое, и женщина выбирает правое полукружье. Самая крупная люстра висит ровно по центру проема, лампочек не видно за хрусталем.

Оба полукружья ведут еще в один холл, верхнего этажа, с потолком пониже и без дверных ручек на лентах. В него выходят двери, каждая выкрашена в глухой черный цвет и являет собой резкий контраст сияющей белизне стен. Каждая дверь пронумерована, по центру ее медная цифра. Пока они идут мимо, можно заметить, что цифры все малые и не по порядку. За дверью под номером шесть следует вторая, потом – одиннадцатая.

Останавливаются они в конце холла рядом с большим, забранным решеткой окном, которое Закери заметил еще с улицы, у двери с номером восемь. Женщина достает кольцо, на котором несколько ключей, и отпирает дверь.

Тут снизу слышен громкий звонок. Рука женщины зависает над ручкой, и по лицу ее видно, что она в нерешительности, уйти ей или остаться.

Звонок раздается еще раз.

– Я сам справлюсь, – говорит Закери, для убедительности подняв книгу. – И сам найду выход. Не беспокойтесь.

Уж слишком небрежно я это сказал, думает он, но женщина, закусив губу, кивает.

– Спасибо, сэр, – говорит она, пряча ключи в карман. – Хорошего вам вечера. – И торопится прочь быстрым шагом, поскольку звонок звучит в третий раз.

Закери смотрит ей вслед, пока она не исчезает на лестнице, и только потом открывает дверь.