Коллега отбрыкивался, потому что его эта перспектива тоже не прельщает.

– А ты сейчас какой-нибудь телефон носишь? – спрашивает у него владелец телефона убийств.

– Ношу. Телефон сексуальных насилий.

– О, а давай махнёмся, а? – загораются восторгом глаза владельца телефона убийств. Видимо, сексуальные насилия кажутся ему намного предпочтительнее.

Владелец телефона сексуальных насилий на миг задумывается, но потом мотает головой:

– Нет, я уж лучше буду разбираться со всеми этими: "Но я думал, что на самом деле она была согласна!"

Владелец телефона убийств вздыхает и тут замечает проходящего мимо другого коллегу.

– Эй, а ты сейчас при телефоне?

– Да. По домашнему насилию.

– Махнёмся, а? – предлагает владелец телефона убийств, готовый поменяться практически на что угодно.

– А у тебя сейчас какой? – заинтересовывается владелец телефона домашнего насилия.

– Телефон убийств.

– О, нет, спасибо, – отказывается он и убегает.

Рядом с владельцем телефона убийств останавливается мой коллега Роб и предлагает:

– Давай, я с тобой махнусь! Ты мне телефон убийств, а я тебе свой.

Владелец телефона убийств аж не верит в такое неожиданное счастье.

– Давай! – радостно соглашается он. Но потом в нём просыпается осторожность, и он спрашивает: – А у тебя какой?

– У меня телефон дорожных преступлений, – отвечает Роб.

Владелец телефона убийств резко отступает назад. Вождение в пьяном виде, дорожные аварии, опасное вождение, сбитые пешеходы – всё это происходит слишком часто, а это значит, что звонит телефон дорожных преступлений звонит днём и ночью без перерыва. В отличие от телефона убийств.

– Э, нет, – испуганно бормочет он и прижимает свой телефон убийств к груди, и внезапно тот кажется ему уже куда более привлекательным. – Лучше уж я со своим похожу.

Не писайте по ночам у детских садиков!

Всех секс-преступников в Канаде принято, условно говоря, классифицировать по степени опасности и, соответственно, наказывать и реабилитировать по-разному. Тех, кто представляет наименьший риск, обычно отправляют на трехдневные реабилитационные курсы. Ведут их специалисты, но, случается, и мы их посещаем, чтобы посмотреть, что там происходит.

И вот однажды в перерыве между занятиями подходит к нам один из товарищей и просит:

– Пожалуйста, я вас очень прошу, отпустите меня отсюда! Не могу я тут больше!

Мы, конечно, реагируем скептически, более того, делаем мысленную пометку, что, может, вот именно этому товарищу надо прописать что-нибудь ещё.  А потом выясняется его смешная и печальная история.

Ехал он как-то довольно поздно ночью домой, и ну очень приспичило ему в туалет. Он остановился у ближайшей заправки, рванул внутрь, а кассир ему и говорит – извините, туалет у нас не работает. А наш товарищ понимает, что до следующей заправки или круглосуточно открытой забегаловки, где есть туалет, он просто не дотерпит! Он в отчаянии оглядывается и видит через дорогу какой-то тёмный безлюдный скверик без признаков какой-либо жизни и бросается туда.

К сожалению, именно во время его «облегчения» мимо проезжал полицейский патруль и застал его за этим делом. И мало того, что застал – коп ему попался супер-ответственный и нашёл в этом деянии ни много ни мало признаки секс-преступления! Потому как и не скверик это был вовсе, а детский садик, а обнажение половых органов в местах для детей – это секс-преступление! И как ни пытался объяснить товарищ, что он и знать не знал, что это детский садик, и что ночь и ничего же не видно, и детей там сейчас нет, и что вовсе он не показывал свои половые органы, а просто жутко писать хотел, прям не утерпеть, коп оформил на него обвинение в секс-преступлении.