…Рейн стер все, что было до него, сжег все мосты и швырнул меня в безжалостную реальность биться от дрожи в убийственном удовольствии.

Удовольствии, которое будет стоить жизни.

***

2. 2

Оказалось, что я все еще могу что-то чувствовать.

Сейчас я чувствовал себя тварью. Одним из тех выродков, кого похоронил на базе в горах. Даже не знал, радоваться этому открытию или нет. Чем я теперь отличался от тех, кто выкрал мою дочь? Детей, не способных обращаться, ведь для этого и похищали — продавать их на южных рынках. А я использовал эту… по тому же назначению.

Эта девочка в руках… Ее била крупная дрожь, и это беспокоило. Я стиснул зубы и прижал девчонку к себе крепче, пытаясь согреть. Захотелось взять ее снова — член встал колом, упираясь меж ее ягодиц, и горло задрожало от рычания.

Зубы сжались от злости — не питал иллюзий. Не получится нырнуть в дерьмо и не выпачкаться. Мне бы не удалось найти этот лагерь, если бы я не стал таким же беспринципным ублюдком, как и мои враги. Поэтому не до угрызений совести.

Я поднялся с кровати — раза будет достаточно, чтобы убедить всех, что мне нужна эта самка. Она бесшумно сжалась в комок, стараясь не двигаться, и мою грудную клетку сдавило от отчаяния. Натянуть штаны стало непросто. Но когда отнял руку от члена, на пальцах осталась кровь.

Роль беспринципного ублюдка давалась все сложней.

Наклонившись к девушке, я рывком поднял ее на руки и понес в душ. Она вздрогнула, хватаясь за мои плечи, и часто заморгала.

— Что тебе надо? — голос ее дрожал, большие глаза покраснели от слез.

И меня затопило жалостью:

— Вымыть тебя, — внес ее в кабинку и поставил на ноги. — Ты в крови…

— Что у тебя с лицом? Никого не лишал девственности? — усмехнулась она. — Показалось, это твое хобби…

— Рот закрой, — осторожно обхватил ее за шею.

— А то что?

И она бесстрашно заглянула мне в глаза. Зубастая. Подчиняться не собирается.

— А то я продолжу…

— А может, мне понравилось?

Она хотела оскалиться, но вышло не очень. Глаза заблестели от слез.

— Сколько тебе лет?

Почему мне казалось, что она старше?

— Боишься сесть за решетку за изнасилование малолетней? — прыснула она. — Брось!

Я развернул ее лицом в стенку и крутанул кран. Она вздрогнула от резкого потока воды, упавшего нам на головы, но молча уперлась лбом в плитку. А я вжался в нее. Запах крови и здоровой самки сгущал туман в голове, и даже вода его не разгоняла. Давно забытое чувство… Но я справлюсь — не в том возрасте, чтобы позволять командовать звериным инстинктам.

— Как твое имя?

— Энди.

И имя какое-то детское.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать один…

Она могла бы быть моей дочерью, если бы завел ребенка в девятнадцать, а не в тридцать.

— …Ты коллекцию собираешь? — усмехнулась она зло, чувствуя, что моя хватка ослабла.

— Я оставил на тебе свою метку, — прорычал, возвращая пальцам твердость. — Не знаешь, что это значит?

— Для кого-то, может, и значит, — пожала она смело плечами. — Но со мной не прокатит. Я не обращаюсь в зверя…

Я выпустил ее шею, чтобы пальцы ненароком ее не сломали, и вцепился в плитку с обеих сторон от девчонки, сжимая зубы с такой силой, что скулы запекло. Она только вздохнула, опасливо оглядываясь, но не проронила ни слова. К счастью.

Я ведь знал, что придется платить. Но это оказалось неподъемным. Нормальная самка свыклась бы с моим выбором — гормоны бы взяли верх рано или поздно. Но только не эта… Такая же, как и моя дочь. Для нее все так и останется — наживую.

— Что снова не так? — прошептала она.

Я выключил душ и дернул полотенце с вешалки:

— На кровать ложись.