– Как вы могли такое подумать, господин инквизитор!? – голос Ганиса взлетает и делается совсем писклявым и испуганным.
Почему же я все слышу и запахи чувствую, но не могу ни пошевелиться, ни открыть глаза? Может быть, я инвалид? Слепой и парализованный…
Все-таки я умерла, и моя душа переселилась в другое тело, теперь я в этом уверена. В другое тело в другом мире – у нас никаких землюков не бывает, и гоблинов по имени Кришц и рабов тоже нет. Я попаданка – такое случается, когда мне поставили диагноз, я много читала об этих вещах. Но почему моя душа получила такое больное и немощное тело, если души всегда переселяются в молодые и здоровые? Или я не заслужила новой жизни?
– Почему она в таком состоянии? – словно вторя моим мыслям, спрашивает мужчина.
Движение рядом. Моих ноздрей касается чуть терпкий, горьковатый аромат. Я будто кожей вижу, как мужчина внимательно меня рассматривает.
– Что с ее глазами? – произносит наконец.
– Болезнь ее свалила, когда везли на корабле. Кришц клялся, что выздоровеет, если полечить.
– Вот и полечишь, – приказывает мужчина. – В городе отвезешь ее в больницу – закон предписывает владельцу заботиться о своих рабах. Если обманешь, не поздоровится тебе. Понял меня, Ганис?
– Как не понять, господин инквизитор! Все сделаю в лучшем виде, – голос снова испуганно взвивается.
Интересно, этот инквизитор ведьм сжигает, как у нас в средние века, или еще что похуже? Неспроста ведь эти уроды так трясутся от страха.
Моего лица вдруг касается чья-то рука. Так неожиданно, что я вздрагиваю.
– Тише, девочка. Сейчас я тебя немного подлечу, а то не дотянешь до города, – голос инквизитора становится совсем другим, мягким и чуть слышным, словно он стесняется так по-доброму говорить.
Мужчина отходит, вызвав в душе мгновенный укол страха – если он уйдет, меня все-таки сбросят в канаву. К землюкам. Но он возвращается, встает так близко, что я снова улавливаю его горьковатый запах. Звякает метал, потом звук льющейся жидкости, и к моим глазам прижимается что-то влажное и прохладное.
– Вот так, сейчас лекарство подействует, и, может быть, сможешь открыть глаза.
Снова металлический звук, и по лицу проходится влажная ткань. Меня умывают?
– Да тебя избивали, похоже, – теперь в его голосе слышна злость. По моему телу от макушки до стоп пробегают уверенные мужские руки. Быстро ощупывают, где-то задерживаются, словно изучают это место, и бегут дальше.
– Ганис! – голос снова звучит резко и властно. – Девушку сильно избили – у нее сломан позвоночник. Это твоих рук дело?
– Что вы, что вы, господин инквизитор! – Ганис чуть не визжит от ужаса. – Такую купил, клянусь бородой праотца!
Наступает молчание, слышно только испуганное прерывистое дыхание… моего хозяина? Ведь, если я рабыня, а Ганис меня купил, то я его собственность? Рабыня по имени Федерика.
Те же мужские руки ложатся мне на солнечное сплетение, слегка надавливают. Низкий голос звучит мягко, словно разговаривает с маленьким ребенком: -Такая сильная и стойкая малышка… Потерпи еще немного – нужно срастить позвонки…
– М-мм, – с моих губ срывается стон, потому что внезапно тело пронзает острая, мучительно долгая и болезненная судорога.
На лоб ложится прохладная ладонь и я слышу шепот:
– Тш-ш, девочка, уже все закончено. Сейчас тебе станет легче…
Под ласковым прикосновением ладони мое сознание опять мутнеет, и на этот раз я отключаюсь…
2
Скырр… Скырр… Скырр… Монотонный скрип плохо смазанных колес. Мерное покачивание, и конское ржание. Я лежу на дощатом днище грязной повозки. Голова мотается по комкастой, пахнущей прелым подушке. Тело укрыто рваной дерюгой, под которой мне ужасно жарко. Хочется попросить воды и убрать с меня вонючую тряпку, но я не рискую – пусть думают, что я без сознания. Над телегой натянут кусок дырявой ткани, прикрывающий меня от безжалостного солнца – в этом мире знойное лето. Сквозь прорехи пробиваются солнечные лучи, в которых танцуют пылинки. Всхрапывают и цокают копытами запряженные в телегу кони.