– Это программа «Чрезвычайное происшествие». Обзор криминальных новостей, – опять проговорила с экрана телеведущая. – Вчера вечером в Москве на улице Короленко совершено дерзкое убийство. Тридцатилетнего предпринимателя Артура Федулова зарезала собственная жена.

На экране появилась уже знакомая мне картинка с камеры наблюдения, и я снова выслушала про то, как я цинично и жестоко убивала Артурчика. Третий раз смотреть репортаж было не так тяжело, ибо звук я выключила и старалась не коситься на экран, хотя изображение так и притягивало взгляд. Запись передачи шла по кругу, и через полчаса я могла безошибочно предсказать каждое движение ловкой самозванки. Чертыхаясь и матерясь, в поисках кнопки выключения я обшарила весь аппарат, но так и не поняла, как убрать раздражающее изображение. Смотреть про то, как кто-то очень похожий на меня снова и снова убивает Артура, было выше моих сил. Но и не смотреть я не могла. Взгляд, точно магнитом, притягивало к экрану телевизора. Тот, кто запер меня в частной тюрьме, несомненно, хотел вдобавок ко всему еще и лишить меня разума. Оставив бесплодные попытки избавиться от изображения, я уселась на край кровати, уперлась локтями в колени и, подперев кулаком подбородок, тупо уставилась в экран. В голове роились сумбурные мысли. Получается, что это не Артурчик заточил меня в неволю. Его самого убили. Тогда кто? Лучано?

Возможно, да. Лучано. Второй мамин муж. Хотя мама и любит его гораздо сильнее, чем любила папу, до моего отца испанцу далеко. Отец был человек суровый и несгибаемый. Он вбил в мою детскую голову одну правильную мысль, очень выручающую меня в жизни. Все люди – дрянь. Отца уже давно нет, а я продолжаю убеждаться в его правоте. Доказывал он это непрестанно и самыми разными способами. Первый урок я получила в десять лет. Когда мы стремительно разбогатели на игровых автоматах и переехали с Преображенки в новый жилой комплекс в Сокольниках, меня отдали в испанскую языковую школу. Родители как раз собирались покупать недвижимость в Испании, и язык мне очень пригодился. Но, несмотря на переезд, я продолжала дружить со своими старыми приятелями Вовкой Левченко и Ольгой Гуляевой. Мы раньше жили в одном дворе, учились в одном классе, а до этого ходили в один детский сад. Еще в первом классе Вовка получил прозвище Лев, ибо писал три первых буквы своей фамилии разборчиво, затем переходил на трудночитаемую клинопись. Так вот, Лев был рыцарь моего детства, в которого я была по уши влюблена. А Ольга – Ольга наиближайшая подруга, наперсница девичьих тайн. Естественно, я пригласила друзей к себе на новую квартиру. Они приехали в элитный жилой комплекс и, стесняясь и перешептываясь, отправились смотреть наши хоромы. Ольга проживала в коммуналке с мамой-уборщицей и папой-алкашом, а Вовку воспитывала бабушка, обитавшая вместе с внуком в однокомнатной хрущевке. Так что отдельной комнатой никто из моих друзей похвастаться не мог. Не то что я. У меня была своя собственная просторная детская, светлая и розовая, как праздничный торт. У папы имелся кабинет, где он пил виски и торчал в Интернете. А у мамы – будуар, в котором она валялась у телика и болтала по телефону с подругами. Еще у нас были огромная гостиная и комната для прислуги. Когда все помещения были осмотрены, я накормила друзей эклерами с пепси-колой и пошла их провожать. Гости одевались в прихожей, когда папа позвал меня в кабинет. Я со всех ног кинулась на зов и, прибежав, застала отца сидящим перед монитором компьютера. На экране виднелась наша прихожая, в центре которой переминались с ноги на ногу ребята. В верхнем углу дисплея был выведен небольшой квадрат, крупным планом показывающий подзеркальник с россыпью крупных банкнот.