Услышав такое, Малта даже ахнула и чуть отшатнулась. Это не было наигранным жестом, но Рэйн неверно рассудил о причине. Он отступил прочь и с величайшей серьезностью наклонил голову, покрытую капюшоном:

– Прости меня, умоляю. – Его голос прозвучал хрипловато. – Мое проклятие – слишком длинный язык, который выбалтывает все, что у меня на сердце, прежде чем разум успевает вмешаться… Я, наверное, показался тебе грубияном… пыхтящим самцом, идущим по твоему следу… Уверяю тебя – это не так! С того мгновения, как я увидел тебя возле Зала Торговцев, я понял: во мне обитает не только рассудок… но и душа! Ведь прежде того я был всего лишь умным орудием, служившим по мере сил процветанию и выгодам моего семейства. Когда мои братья и сестры принимались рассуждать о страстной привязанности, я не мог взять в толк, о чем это они говорят… – Он помолчал, переводя дух, потом негромко рассмеялся. – Если ты хоть что-нибудь знаешь о нас, жителях Чащоб, тебе, должно быть, известно: мы выказываем сердечную склонность в весьма раннем возрасте и не медлим со свадьбами. Так вот, с точки зрения обычаев моего народа я всегда был паршивой овцой. Кое-кто даже говорит, будто меня слишком околдовала моя работа, что я вовсе не способен испытать любовь к человеческому существу… – В голосе Рэйна прозвучало презрительное отвращение. Он тряхнул головой и продолжал: – Некоторые шепчутся, что я будто бы евнух, не знающий мужской страсти. Я слышал эти слова, но они меня не беспокоили… Я-то знал: у меня есть сердце, способное гореть и пылать, но оно пока спит, и что толку без дела будить его?.. Я читал и разгадывал древние письмена, я разбирал и постигал непонятные механизмы, и это в достаточной мере занимало все мои помыслы… Как я был недоволен, когда моя мать потребовала, чтобы я сопровождал ее на собрание в Удачный! И куда только подевалось все мое раздражение в тот самый миг, когда я набрался решимости заговорить с тобой!.. Прикосновение пробуждает джидзин, и он начинает светиться… Точно так и твой голос пробудил мое сердце, и во мне проснулось желание. Неуправляемая мальчишеская надежда побудила меня подсунуть тебе сновидческую шкатулку… Я был уверен, ты не откроешь ее. Я был уверен, такая, как ты, развеет мою мечту еще прежде, чем я успею ее с тобой разделить… Но ты поступила совсем не так! Ты открыла послание моей души… И поделилась видением такой колдовской силы… ты прошла со мной по моему городу, и твое присутствие оживило его! Ибо я всегда представлял свое сердце городом – холодным, молчаливым, туманным… Теперь ты понимаешь, что все это значило для меня?

…Малта слушала его страстные речи едва ли вполуха. Ее разум и чувства были заняты тем, что́ он произнес перед этим. Все, чего она пожелает!!! Он проследит, чтобы его семья согласилась!!! Все, что угодно!!! Было от чего прийти в замешательство и сладостный, но испуг!.. «Я не должна просить слишком многого: он решит, что я жадная, и это может охладить его страсть. Но нельзя и претендовать на слишком малое: он решит, будто я дурочка или что моя семья совсем не ценит меня. Нет… Тут надо хорошенько подумать, за которую ниточку дергать…»

И такая ниточка подвернулась немедля. Малта вспомнила об отце: был бы он дома, уж он дал бы ей верный совет, как не проторговаться в пух и прах, но и не продешевить!.. И само собой явилось решение: ей следовало просто тянуть переговоры до тех пор, пока не вернется отец.

– Молчишь… – заметил Рэйн удрученно. – Я обидел тебя.

Малта немедленно ухватилась за предоставленную возможность. Пусть он мучится, пусть сомневается, но не теряет надежды! Она изобразила робкую, боязливую улыбку: