Альтия медленно кивнула. Как странно… Условия договора были ей известны с тех самых пор, как она превратилась из девочки в девушку, но некоторым образом она никогда не применяла их к себе лично. Ее отец всегда был удачливым и умелым купцом; при нем в доме всегда водилось достаточно денег, чтобы долги выплачивались как-то сами собой, без больших затруднений. Но вот теперь всем хозяйством, и в том числе живым кораблем, заправлял Кайл, ее зять. И кто мог сказать, как-то пойдут у него дела?.. Альтия знала только, что муженек сестры ее весьма недолюбливал. А в последний раз, когда им довелось сойтись в пределах одной комнаты – да-да, во время той последней громкой и окончательной ссоры, – он заявил ей, что-де ее долг состоит в замужестве, причем по возможности выгодном – таком, чтобы она перестала быть для семьи обузой.

И теперь Альтия гадала: а может, Кайл намекал тогда как раз на то, о чем сейчас сказал Грэйг? Хотел, чтобы она добровольно пошла замуж в Чащобы и тем помогла семье скостить ощутимую часть долга?..

«Честь семьи – превыше всего!» – внушали ей с малолетства. Торговец из Удачного всегда выплачивал долги и держал данное слово. А еще, когда извне грозила опасность, старинные семьи откладывали взаимные распри и смыкали ряды, чтобы выстоять. Таковы были понятия чести и родственных уз, связывавшие представителей всех семейств, поселившихся когда-то за Дождевой рекой. И хотя между городом Удачным и Чащобами лежали расстояние и немалые годы, те и другие торговые семьи по-прежнему считали себя родственниками. Давным-давно заключенные сделки исполнялись и поныне, к семейным обязательствам отношение было святое…

И удивительно ли, что, коли зашла о том речь, Альтия ощутила внутри себя холодок непреклонной решимости. Если по возвращении домой она обнаружит, что Кайл пустил семейные дела на дно, ее первейшей обязанностью будет предложить в уплату себя. Детородная способность была сокровищем, которого жаждали и в котором нуждались богатейшие семьи торговцев из Чащоб. Что ж, она отправится в Чащобы, возьмет там себе мужа и родит ему детей. Она сделает это во исполнение слова, данного когда-то ее праотцами. Отказаться?.. Немыслимый грех. Но вот если она будет вынуждена так поступить из-за Кайла, из-за его прямого умысла или неспособности управиться с делами… С такой мыслью поистине трудно было смириться!

– Альтия… Так у тебя точно все в порядке?

Голос Грэйга прервал ее тягостные размышления, и Альтия, точно очнувшись, обнаружила, что свирепо смотрит на переборку. Она досадливо мотнула головой и повернулась к собеседнику.

– На самом-то деле, – сказала она, – я шла совета у тебя попросить. У меня, понимаешь ли, затруднения с одним из матросов, и я не знаю, как мне с ним поступать.

Грэйг, и без того обеспокоенный, совсем помрачнел:

– С которым?

– Это Фефф. – И Альтия возвела глаза к небесам. – Представляешь, то он меня слушается с полуслова и опрометью кидается исполнять любую команду. А в следующий момент смотрит мне прямо в лицо и с места не двигается, только улыбается по-дурацки. Никак в толк не возьму, дразнит он меня или…

– Фефф. – Грэйг с облегчением заулыбался. – Да он просто глухой. На левое ухо. Хотя сам это изо всех сил отрицает… Это с ним с тех пор, как он с мачты свалился два года тому назад. Здорово расшибся, бедняга, пару дней, помнится, мы вообще сомневались, будет ли жить. А он – ничего, выкарабкался. Только стал менее проворным, чем раньше, ну и наверх я его без крайней необходимости стараюсь не посылать. Чувство равновесия у него сделалось не то, что было когда-то. И слышит далеко не все, что ему говорят, особенно если ты со стороны больного уха стоишь. А когда сильный ветер дует, Фефф, кажется, вообще начисто глохнет. Так что никаким неподчинением тут даже близко не пахнет… это что касается глупой улыбочки, и вообще. Он, я тебе скажу, если не считать глухоты, – славный малый и добрый матрос. Он давно плавает на корабле. Ты уж на него не сердись, хорошо?