К этому типу явно принадлежал и Отис Пилкингтон – начав говорить, он не утаивал ничего.

– Не то чтобы я в чем-то зависел от тети Оливии, – объяснил он, помешивая чай в своей квартире-студии, увешанной японскими гравюрами, – но вы же знаете, как бывает. Она в состоянии сильно испортить мне жизнь, если я оступлюсь. Пока же есть основания полагать, что она собирается оставить мне почти все свое состояние, а это миллионы. – Он подал Джилл чашку. – Уверяю вас, миллионы!.. В моей тете сильна коммерческая жилка, и на нее произведет весьма пагубное впечатление, особенно после высказанных ею опасений, если я потеряю на мюзикле крупную сумму. Она и так вечно сожалеет, что я не стал бизнесменом, как покойный дядя Уоддсли Пигрим, который нажил состояние на копченых окороках. – Пилкингтон оглянулся на японские гравюры и передернул плечами. – Дядя до самой смерти не переставал убеждать меня войти в его бизнес, но я бы этого просто не вынес! Однако, услышав, как те двое обсуждали мою пьесу, готов был пожалеть, что не согласился.

Джилл была полностью обезоружена. Сумей она дотянуться, наверное, даже погладила бы несчастного юношу по голове.

– На вашем месте я бы не беспокоилась, – заметила она. – Я где-то слышала или читала, что, если актерам пьеса не нравится – это вернейший залог успеха.

Мистер Пилкингтон придвинул свой стул на едва ощутимую чуточку ближе.

– Какая вы милая! – выдохнул он.

Джилл с огорчением поняла, что все-таки ошиблась. Жар любви, и никаких сомнений! Черепаховые очки сверкали парой прожекторов. Выражением лица молодой человек стал похож на овцу, а прошлый опыт безошибочно подсказывал: наступает момент, когда бегство – единственный выход.

– Боюсь, мне пора. – Джилл поднялась с кресла. – Большое спасибо за чай. Что касается мюзикла, я бы на вашем месте нисколько не опасалась. Уверена, премьера будет великолепна. До свидания!

– Как, вы уже уходите?

– Да, к сожалению. Я и так опаздываю, меня ждут…

Какую бы ложь в ущерб своей душе ни собиралась преподнести Джилл, ее перебил дверной звонок. Из коридора донеслись шаги слуги-японца, а следом послышалось:

– Мистер Пилкингтон дома?

Отис молитвенно сложил руки.

– Не уходите, Джилл, прошу вас! – пылко воскликнул он. – Это просто знакомый – зашел, видимо, напомнить о встрече за ужином. Он и минуты не задержится. Пожалуйста, останьтесь!

Джилл снова опустилась в кресло. Теперь ей и самой расхотелось уходить. Вопрос у парадной двери был задан бодрым голосом давно потерянного дяди, майора Кристофера Сэлби.

Дядюшка с беззаботным видом вошел в комнату, похлопывая по рукаву перчаткой, и замер на месте, увидев, что хозяин не один.

– О, прошу прощения! Я думал… – Он неуверенно вгляделся в девушку. В жилище Пилкингтона царили романтические сумерки, и вошедшие с улицы не сразу к ним привыкали. – Если вы заняты…

– Э-э… – засуетился хозяин, – позвольте мне… мисс Маринер… Майор Сэлби…

– Привет, дядя Крис!

– Господи помилуй! – воскликнул пораженный гость и рухнул на кушетку, словно подкошенный.

– А я-то разыскиваю тебя по всему Нью-Йорку! – продолжала тем временем Джилл.

Пилкингтон понял, что интеллектуальное содержание беседы от него ускользает.

– Дядя Крис? – недоуменно пролепетал он.

– Майор Сэлби – мой дядя.

– Вы уверены? – выдавил Пилкингтон. – Я в смысле…

Покопавшись в себе, он понял, что не в состоянии уточнить этот смысл, и умолк.

– Ты что тут делаешь? – спросил дядя Крис.

– Пью чай с мистером Пилкингтоном.

– Но… почему с ним?

– Он меня пригласил.