– Почему на немецких? На трофейных, что ли?

– Нет, на наши народные деньги себе машины и виллы покупают.

– Как так? Мы же не для того воевали! А куда же партия смотрит? Кто у нас сейчас генеральный секретарь Коммунистической партии?!

– А генеральный секретарь теперь сам в Думе заседает и с министрами-капиталистами дружит, миллионером стал… Да и страны уже той нет, распалась, а бывшие республики между собой воюют…

Иосиф Виссарионович уронил остатки курицы на пол и заплакал.

– Ну что же вы, дорогой товарищ Сталин, так убиваетесь? – воскликнула раздосадованная Люба.

– Любаша! – сокрушался бывший отец народов, размазывая испачканными куриным жиром пальцами слезы по лицу и усам. – Такую страну просрали! И все жертвы оказались напрасными – столько убитых, расстрелянных, замученных по моему приказу! Если б ты знала, Любаша, что все эти годы, каждую ночь ко мне приходили во сне эти люди и по очереди рассказывали свои истории – как жили, как их обвинили без вины, как они умирали в муках. В эти минуты я сожалел, что бессмертный – это стало моим адом на земле! А теперь, выходит, все это было зря! Выходит, в глазах людей я не освободитель, а просто душегуб?!

Генералиссимус нахмурился, медленно раскурил трубку и сухо произнес:

– Настоящие революционеры никогда не сдаются… Начинаем все с начала! Пишите декрет, товарищ Люба: создаем революционное подполье, точнее, подземелье, здесь, в метро. Продолжим борьбу до полной и окончательной победы трудового народа! Фабрики – рабочим! Землю – крестьянам!

С этими словами товарищ Сталин поднялся со стула и воодушевленно стукнул кулаком по столу. Люба вздрогнула и проснулась. Ее влажное лицо прилипло в странице книги, на которой она уснула. Подняв голову, женщина увидела первые лучи рассвета, пробивавшиеся сквозь стеклянные двери метрополитена.

– Так это сон… – произнесла Люба.

– Я бы тоже предпочел, чтобы это был просто кошмарный сон, – промолвил голос с кавказским акцентом.


Милена Курнеева

Instagram: @milena_copywriter


Тайна старинного острова

– Ночь на остров опускается мгновенно и бесповоротно. Вы решите, что до темноты в запасе есть время, но это ошибка, – за соседним столиком седой грек с загоревшим дочерна лицом втолковывал на ломаном русском семье с детьми.

Рина переглянулась с подругой, насупила брови и кивком показала в сторону грека: «Мол, слушай, слушай!»

– Дороги в горах узкие, двум машинам не разъехаться, придется сдавать назад, как краб пятиться придется. А ночной серпантин коварный. Ох, коварный! – пожилой мужчина эмоционально жестикулировал.

Русские слушали вполуха, вежливо кивали, но по натянутым улыбкам чувствовалось, беседа тяготит. Да и детвора не давала родителям поддержать разговор. Дергали за руки, тянули из-за стола взрослых, всем видом давая понять – пора на пляж, на море.

С террасы кафе на склоне открывался дивный вид на бухту.

Трепетали от легкого, теплого ветра зонтики, волны набегали на кромку белоснежного песка, пенные, освежающие, точно разливное пиво в таверне у камней. Берег морской манил, обещал наслаждение уставшим с дороги путникам.

– Но не только дороги опасны в наших краях. С наступлением ночи приходит… – грек понизил голос.

В отличие от его собеседников, Рина ловила каждое слово, но в этот момент у нее зазвонил мобильный. Состроив недовольную рожицу – «отвлекли на самом интересном» – ответила на звонок.

Быстро свернув разговор, девушка нажала «Отбой» и вопросительно посмотрела на подругу, но та пожала плечами: «Прослушала, шумно».

…А седой грек уже попрощался с завтракающими постояльцами и кивнул девушкам, поравнявшись со столиком.