– Да вы не стесняйтесь, мистер Ланселот, – тоном добродушного завсегдатая паба в какой-нибудь американской глубинке обратился к нему Томпсон. – Пейте, закусывайте. Как видите, корветтен-капитан барон фон Штокхаузен относится к достойному противнику с истинно рыцарским благородством.

Ланселот понял, что банкир хочет помочь ему сориентироваться, кто здесь главный. Хотя он уже и сам догадался.

– Спасибо, господин корветтен-капитан, – учтиво ответил морпех, глядя в глаза немцу. – Надеюсь, ценой вашего радушия не будет предложение, не совместимое с честью офицера. В противном случае я просил бы вернуть меня в карцер или сразу расстрелять.

– Ну что вы, мистер Ланселот, – ответил Штокхаузен на довольно хорошем английском. – Меня заверили, что вы согласились вести себя благоразумно, и вашего слова мне достаточно. Конечно, вы понимаете, что я не могу позволить вам свободу передвижения на борту моего судна, но ведь это вовсе не означает, что мы не можем иногда немного поболтать. Все войны рано или поздно заканчиваются миром, а мы, немцы, всегда рассматривали англосаксов как наших родичей и единственных достойных партнеров в деле управления народами. В конце концов, мы все германцы, а наши общие предки закаляли характер еще в сражениях с римскими легионами. Так что, вполне возможно, нам когда-то еще предстоит выступить единым фронтом для установления на этой планете нового мирового порядка.

«Ага, – подумал Ланселот, уминая изрядный кусок положенной ему на тарелку вкуснейшей жареной свинины и запивая его великолепным красным рейнвейном, – с места в карьер уже началась нацистская обработка. Еще приплел римские легионы, которые гоняли каких-то наших общих предков туда-обратно по Рейну. Кругом одни бароны, твою соседку в почтовый ящик! Причем получается, что самураи в этой светлой картине мирового господства как бы не принимаются в расчет, хотя трюмы лодки под завязку набиты именно японским золотом. И, что характерно, те не возмущаются, глотают как должное. Значит, боссы здесь немцы, а япошки просто оплачивают музыку. С какого перепугу? Ну, послушаем, что дальше споет нам этот тевтонский соловей».

– Великий адмирал, создатель порядка и дисциплины в английском флоте, лорд Джервис видел в кают-компании именно братство офицеров-моряков. Он учил подчиненных, говоря: «Дисциплина кают-компании – дисциплина флота», – продолжал витийствовать Штокхаузен. – И был совершенно прав! Вы согласны со мной мистер Ланселот? Вы ведь морской пехотинец, тоже, как-никак, имеете отношение к флоту.

– Вы правы, господин корветтен-капитан, – ответил американец, – но нас учили, что моральные принципы командиров – вот что прежде всего отличает боевое подразделение от банды вооруженных головорезов, и именно в этом залог настоящей армейской дисциплины.

– Браво, мистер Ланселот, отлично сказано! – отложив накрахмаленную салфетку, похлопал в ладоши немец. – Действительно, кто, как не командиры, морально обязаны быть защитой для своих подчиненных, действовать для их блага. Но что вы понимаете под моралью, мистер Ланселот? Ведь на войне принято убивать, причем чем больше, тем лучше, и нередко даже ценой жизни своих собственных солдат. То есть, если ты даже и выиграл сражение, все равно во многом проиграл. Так применимы ли к нам, солдатам, общие нормы морали?.. Вот, например, вы, Хашимото-сан, – обратился Штокхаузен к сидевшему слева от него японскому офицеру, – разве вы посчитали бы для себя моральным, к примеру, подобрать из воды и принять на борт всех матросов только что потопленного вами судна?