Нет, ни хера, нечего вот так стоять на месте и раздумывать!

   Я, мать вашу, в конце концов, заслужил хотя бы нормальный разговор!  

   Пусть в глаза мне посмотрит и скажет всю правду – ты, Антоха, мне на хер не нужен и плыви куда-нибудь подальше от моей пристани!

   А то – что это за херня « спасибо, прощай, не ищи….»

   Если «спасибо», - то какого хрена вот так сбегать? Значит, все было не так уж и херово!

   А если не ищи – то к чему вообще записки оставлять? Так и скажи – гуд бай, ты, Тоха – герой не моего романа!

   - Эй, Дольский, если ты такими темпами будешь со мной наперегонки за ней бегать, то, извини, можешь даже не дергаться, улитка ты моя бесценная, - сквозь гул в ушах где-то на заднем плане слышу Андрюхин голос. – Мог бы даже и не спорить, - только зря позоришься…

   Только вот – поздно я рванул вперед.

   Мое видение, моя Мира, - уже успела скрыться за толпой стационарников, - у них как раз пары закончились и все дружно ломанулись домой.

   Хоть мне уже по хер, и я тоже ломлюсь, матерясь, расталкивая, не обращая ни на кого внимания, - и,  да, Мира - моя,  пока не скажет мне, чтобы шел на хер, - все равно моя!!!

   Но только зря, как угорелый, ношусь по всему универскому двору и по стоянке.

   Потому что ловлю только воздух, и то, кажется, совсем уже схожу с ума – все вокруг кажется мне наполненным ее запахом спелой, горячей от солнца вишни и корицы, и, блядь, просто задыхаюсь, останавливаясь и тяжело опираясь руками на бедра – реально, носился, как угорелый.

   - Ты чего, Антон? – они все смотрят на меня как на ненормального, да и в этом есть толика правды, похоже, я совсем свихнулся. 

   - Ты что, всерьез что ли мои слова принял? – лицо Карина такое же вытянутое сейчас, как и у остальных.

   Все смотрят на меня слишком напряженно.

   - Тоха! Да что, мать твою, случилось, можешь ты мне сказать? – Андрюха прямо встряхивает меня, в буквальном смысле слова, словив за барки. – Ну не психанул же ты от того, что я сказал!

   - Или… - его лицо тут же меняется, - теперь он смотрит на меня сочувственно. Как на тяжело больного. – Это что была она?

   О, да.

   Все они в курсе о том, что я умудрился влюбиться, да и кто бы тут не был бы в курсе! Только вот, в отличие от них, - неаккуратно и, как теперь понимаю, совершенно безответно. Когда мы все ржали над тем, что и мы с Андрюхой рано или поздно узнаем, с какой стороны у нас сердце и влюбимся, как-то не представлялось, что не взаимно, даже не думалось! В ванильку только превратиться, как они, боялись и ржали над ними, на что Шиманский неизменно заявлял, что любовь – не ванилька, а совершенно новый уровень ответственности, и что мы « вырастем-поймем».

   Только киваю. Уже отдышался и даже выпрямился, только, блядь, ком какой-то в горле – такой паршивый, что и сказать почему-то ни хрена не могу.

   Прикуриваю и чувствую, как будто иглы прожигают горло.

   - Тоха… - Эд хлопает меня по плечу, так и оставляя на нем свою руку. – Ты… Это… Да не расстраивайся ты так, ну! Сколько ты ее искал, а вот теперь нашел же! Ты сейчас радоваться должен, а не психовать! Она в универе нашем учится, это уже стопудово! Имя у девушки твоей редкое, без проблем вообще вычислим! Ну, сам подумай, сколько может быть у нас здесь Мир?

   - Встретитесь, поговорите, все выясните, - тут же подхватывет Андрюха, опуская руку на второе плечо. – Тох,  ну она же просто не сможет устоять! Обещаю,  я даже обаяние свое подключать не буду! А, кроме меня  ни у кого просто нет шансов тебе в этом деле дорогу перейти! Была же она с тобой там, на море!