– Договорились…
Марк скинул, откинулся на спинку кресла, вновь бросая взгляд на фото на столе… Теперь на другое, более свежее, на котором кроме Кати и Снежаны, ну и его самого, были и другие члены большого семейства Самойловых. Его богатство. Даже не так – клад. Он безумно любил каждого из них. Безумно и безусловно. Подозревал, что и Глеб так же безусловно любит членов своей семьи, а значит, другу таки надо помочь.
Покрутив пару секунд телефон в руках, Марк нашел в телефонной книге мобильный директора школы, в которую ходила Екатерина, понял, что идут года, а ничего не меняется – при мысли о необходимости говорить с директором тут же мокнут ладошки и щеки краской наливаются…
– Вот ведь школота-переросток… – отругав себя за слабость духа, Марк нажал на экран, с затаенным дыханием слушая гудки… и вспоминая…
Свои школьные годы. Те самые турники, девочку, по которой сох, выволочки, которые получал, сигарету первую, выкуренную, взбучку от отца, когда застукали, что математику любил, что литературу ненавидел…
Школьные воспоминания – они ведь к каждому приходят – к кому-то горько-сладкой ностальгией, к кому-то жгучим желанием вернуться в те коридоры, кабинеты, годы… к кому-то со слезами, и не пережитой до сих пор болью, к кому-то со страхом… Школьные годы хранятся в памяти каждого, а оживают особо ярко тогда, когда их переживают уже наши дети…
– Алло, Алла Антоновна?
– Да, Маркуша, слушаю тебя…
2. Глава 1
Глава 1
Андрей стоял у школьной калитки, раздумывая, стоит ли ее открывать. Первый урок уже пропущен, скоро звонок, новая классная набирала дважды, он трубку не взял – не знал, что сказать. Что струсил? Стыдно как-то… А ведь реально струсил, и сейчас страшно тоже. Хотя, казалось бы, чего бояться?
Ему всего и нужно, что отходить оставшиеся три месяца в этой школе, не завалить внешнее тестирование, а потом уехать во Львов, как и собирался, в университет своей мечты. Причем если раньше мама еще спрашивала, почему его несет в чужой город, когда столица у ног и каждый вуз ждет, то теперь поддерживала, тоже дни считала, когда он уедет… Не потому, что видеть не хотела, потому, что не хотела, чтобы он встретился еще с той, что чуть не стала причиной трагедии, а он…
Хрен его знает, хотел ли ее видеть. Иногда накатывало, казалось, что хочется увидеть до одури, и неизвестно даже, зачем – из любви ли или из ненависти. А иногда волной накрывало абсолютное опустошение и какой-то ярый пофигизм. Было тотально пофиг на все, в том числе и на нее. Такие моменты, часы и дни Андрей любил больше всего. Лежал себе спокойно, на потолок смотрел, ни о чем не думал, будто на молекулы раскладывался, оставаясь равнодушным к этому процессу, а потом собирался.
Жаль, таких возможностей было не слишком много – после происшедшего мама с Настей и Глебычем были вечно начеку. Правда Андрей их понимал. Пожалуй, сделай его ребенок то, что пытался сделать он, тоже устроил бы дозор у дверей его комнаты, но от этого не легчало. Он чувствовал сильную потребность в уединении, и мечтал о том времени, когда возможностей для такого уединения будет больше.
Отговаривать его от поступления в далекий вуз никто не пытался – психолог не рекомендовала, сказала, что смена окружения наоборот должна благоприятно повлиять на восстановление душевного равновесия, и так ему будет легче начать новую жизнь без частых возвращений к причине полученной психологической травмы. И пусть с самим обоснованием психолога Андрей мог бы поспорить (чего мудро не делал), вывод его устраивал.