Морозов-старший скрипнул зубами. Он понимал, что тот издевается над ним, но и в то же время осознавал, что Михаил во многом был прав. Что значит для него сын, в полной мере он прочувствовал только тогда, когда тот попал в аварию и, лежа овощем, болтался между жизнью и смертью. А когда Миша открыл глаза, сделал свои первые шаги после травмы, Александр Маркович по-настоящему был счастлив, наверное, чуть ли не в первый раз за многие годы.

— Просто я хотел сегодня пригласить тебя и маму в ресторан поужинать, – выкрутился на ходу отец, надеясь, что ему поверят. — Думал, ты дома. Хотел согласовать время, а тебя нет.

Мишка хмыкнул.

— Пап, прости, но мне это не интересно. Я съехал от вас. К себе. В новую квартиру. Она уже готова. Только что дизайнер мне отдала ключи, и я сейчас еду в банк, чтобы окончательно расплатиться за работу. Так что на меня больше не рассчитывай. И вообще, – парень замолчал, а потом жестко выдал, — я хочу минимизировать твое присутствие в моей жизни. Спасибо за всё, – и он снова хмыкнул, поскольку очень уж двояко это прозвучало, — но я больше не хочу иметь с тобой никаких дел. Так что, пап, не обессудь… Прощай…

— Сынок...

Но в телефонной трубке уже раздавались короткие гудки отбоя. Александр Маркович тяжело вздохнул, расстраиваясь, но в то же время радуясь, что сын ни про возвращение бывшей жены в город, ни про больницу не знал. Потому что узнай он это – парень ехал бы не в банк, а в лечебное учреждение…

Едва Михаил отключился, как усмешка сошла с его лица. А остановившись на первом же светофоре, он быстро отыскал в коммуникаторе нужный номер и нажал кнопку автодозвона.

— Арсений Николаевич, снова здравствуйте! Я договорился. Уже сегодня, через два часа, спецбортом прибудут специалисты из столицы. Я еду в свое отделение банка и всё, о чём договаривались, оплачу… и еще, вашей клинике пожертвование от меня придет.

На том конце провода что-то говорили.

— Не благодарите. Это малое, что я могу сделать для Варвары. Только помните, что ни она, ни кто-либо другой, ни при каких обстоятельствах не должны узнать о моём участии в ее лечении.

Он снова замолчал, прислушиваясь.

— Я вас предупредил… И надеюсь на вашу порядочность, в том числе и в этом вопросе.

А вот дальше то, что говорил собеседник, заставляло лицо парня всё сильнее и сильнее вытягиваться от удивления.

— Вы уверены, Арсений Николаевич?! Ошибка исключена? Это точно Милославский Дмитрий? Как его состояние? Где это произошло?

И чем больше Михаил слушал, тем бледнее становился.

— Травмы серьезные? – выслушав ответ, он с искренностью произнес: — Ну, слава Богу! Деньги на лечение нужны? Я могу его видеть? – снова прислушался к говорившему. — Хорошо. Спасибо. Если не будете возражать, то я хотел бы навестить его где-то через час… Да-да, спасибо, что сообщили… Конечно… Это мой очень близкий знакомый, почти… – парень замялся, а потом всё же произнес теперь чужое и далекое для него слово, — друг. Еще раз благодарю вас. Если что-то нужно – я оплачу.

«Ну вот! За всё рано или поздно приходится платить… – философски рассудил Миша. — Кто бы мог подумать, что ты тоже попадешь в такую же ситуацию, что и я. Вот только Господь к тебе оказался милостив. Ты отделался обычными переломами. И раз мчался из аэропорта, то, значит… догонял Варю».

Морозов, найдя свободное место у обочины дороги, припарковался. Ему нужна была короткая передышка, чтобы прийти в себя, потому что он чувствовал, что у него начинается приступ. Лежащие на руле руки подрагивали, а голова, откинутая на подголовник, слегка дергалась. Это теперь с ним было навсегда. Последствия травмы. В повседневной, обычной жизни они были незаметны, но в полную силу проявлялись, когда парень волновался. А сейчас он сильно взволновался. Да и было отчего. Сегодня в реальной опасности находились двое его близких людей: любимая женщина и хоть и бывший друг, но всё же не совсем чужой для него человек.