– Что?! – едва успеваю себя остановить и не повысить голос. Вика спит, а моё возмущение её уж точно разбудит.

Силой воли гашу всплеск эмоций, я их скручиваю в бараний рог и запихиваю в то место, откуда они вылезли.

Ещё не хватало им поддаться и наделать ошибок.

– На каком основании он выставляет требование? По документам Вика твоя и теперь никто не сможет её у тебя отобрать, – твёрдо заявляю. Я дико зол и не собираюсь скрывать этого.

– У нас был контракт, – говорит Настя потупив взор.

– Он утратил силу после того, как от биологические родители отказались от ребёнка, – поясняю.

Настя может думать что угодно, но я-то знаю, ни один из “заказчиков” не станет рисковать и оставлять даже маленький шанс на случайность.

Подобные контракты составляются ускоррофильными юристами. Они проработаны от и до. Ни единой оплошности в договоре быть не может, ведь они прорабатываются вплоть до каждой запятой.

– Сама-то как? – выждав паузу спрашиваю у стоящей перед собой девушки.

Руки не слушаются, я доволен её отпустить, но всё не выходит.

Эмоции оказались сильнее, чем я думал прежде.

Стараюсь показывать своё участие и готовность прийти на помощь, но тем не менее хочу держаться чуть в стороне. В конце концов того требует врачебная этика.

Настя поднимает взгляд и смотрит мне в глаза, а заглядывает прямо-таки душу. Сердце аж замирает.

Я не могу оставаться в стороне, когда Настя в беде. Пусть говорит, что хочет, но она никого не обманет. Мы друг другу не чужие люди и пора сей факт просто признать.

В конце концов, прошлое не изменишь. Не так ли?

Случилось нечто такое, над чем она не властна и чего очень боится. Я просто обязан помочь.

Обеспокоенно смотрю на девушку, пытаюсь придумать как ей помочь, но в голову ничего путного не приходит.

Ведь когда ты совсем не в курсе ситуации в целом, переживаний и проблем, то ничего не получится. Своими попытками помочь девушке я скорее наврежу.

Без четкого понимания ситуации разве можно ее исправить?

Вряд ли.

Особенно, когда дело касается тонких линий закона. Какие-то можно сдвинуть, какие-то даже перешагнуть, но есть и такие, к которым невозможно подойти не рискуя получить риделем последствия.

Видеть страдания Насти стало для меня самым настоящим испытанием.

Смотрю на нее и не могу оторвать взгляд. В груди появляется незнакомое ранее чувство и оно мне не нравится. Щемит. Трудно дышать.

Такой ощущение словно мое сердце зажали в тисках и не хотят отпускать, не удержавлись растираю грудную клетку.

Переживаю. Очень.

Настя поворачивается и смотрит на меня заплаканными глазами.

– Мне так стыдно, – произносит опуская глаза на свои переплетенные руки. – Это был нервный срыв. Прости. Я со всем разберусь.

– Как? – не сдерживаясь усмехаюсь.

– Как-нибудь, – поднимает плечами. – Не впервой

И последнее её словно внутри меня словно что-то ломает.

19. Глава 19. Настя

Дима ушёл, а я чувствую себя опустошенной. Сил больше нет и это состояние меня убивает. Проходит день, ночь, наступает следующий день, но Ланской почему-то больше к нам не приходит.

Сначала я придумывала всевозможные уважительные причины, а после поняла, ему не до меня. В отделении Димы нет и до понедельника не появится, дежурить будут другие.

Мне остается только продолжать ответственно и в полной мере выполнять распоряжение врача.

Но как бы я ни старалась, все равно с завидной периодичностью смотрю на дверь и прислушиваюсь. Мне очень хочется услышать знакомый голос, снова поймать на себе взгляд внимательных серых глаз.

Но вместе с тем я каждую секунду жду, что откроется дверь и в палату войдет жена биологического отца моей дочки. Морально готовлюсь к столкновению с ней.